Апостол Павел в свете Посланий

И заканчивается этот фрагмент рассуждений возвратом к повтору, почти буквальному, начального стиха главы: «но и хвалимся Богом через Господа нашего Иисуса Христа, посредством Которого мы получили ныне примирение» (5:11). Павел счёл свое разъяснение по этому вопросу исчерпывающим – он получил исходное.

И переходит, если можно так выразиться, к «технике осуществления» процедуры искупления грехов людских. А сама эта процедура, по Павлу, прозрачна и понятна: «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили. Ибо и до закона грех был в мире, но грех не вменяется, когда нет закона. Однако же смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими подобно преступлению Адама, который есть образ будущего» (5:12–14).

N. B. Вообще говоря, акцентирование на первородном грехе, вызванном непослушанием Адама, характерно именно для христианства. И, похоже, определяющую роль в этом сыграла позиция Павла. Хотя. по Ветхому Завету, сам Бог был более чем снисходителен к проступку Адама и Евы: он признал сохранение ими понятий «добра и зла», т. е. нравственных оснований их будущей самостоятельной жизни. Хотя и обрёк их на зарабатывание на эту жизнь собственным трудом, предоставив тем самым возможность развития и совершенствования. Не самое страшное наказание! Он, более того, лично прикрыл их наготу: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их» (Быт., 3:21). Но изгнал их не за непослушание, а из опасения за собственного будущего: «и сказал Господь Бог: вот Адам стал как один из Нас (?!), зная добро и зло, и теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт., 3:22). И лишь высказав это опасение, Бог выслал Адама «из сада Едемского». Кому нужен непослушный конкурент? Правда, остаётся вопрос: до своего проступка Адам был смертен? Но об этом не сказано ни слова! Тогда причём здесь «дерево жизни?

Доктрина первородного греха была для Павла непререкаемой, поскольку она позволяла выстроить простую и наглядную процедуру спасения человека, основываясь на Адаме в качестве «образа будущего». И Павел, не колеблясь, разворачивает картину спасения: «но дар благодати не как преступление. Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих» (5:15). И уточняя: «И дар не как суд за одного согрешившего, ибо суд за одно преступление – к осуждению; а дар благодати – к оправданию от многих преступлений» (5:16).

Тем самым, Павел выстраивает цепочку рассуждений: Человек Адам совершил преступление, следствие которого стала «смерть в мире», перешедшая «на всех человеков, потому что в нём все согрешили»; грех перешёл на всех и существовал в них и до Закона, причём вне зависимости от факта прегрешения конкретным человеком; грех, свершённый человеком, может быть искуплен только человеком. И этим человеком стал новый Адам: Иисус. Бог принял эту жертву, но «дар Его» не был судом над одним согрешившим, но «над одним преступлением». Тем самым, прощался не человек, но преступление. В этом случае, дар благодати оправдывал «многие преступления». Юридическими субъектами, по Павлу, были не люди, но преступления, совершаемые ими. Они приобретали, как бы, самостоятельность существования, онтологический статус. И это статус символизировался двумя людьми: Адамом и Иисусом. «ибо если преступлением одного смерть царствовала посредством одного, то тем более приемлющие обилие благодати дар праведности будут царствовать в жизни посредством единого Иисуса Христа» (5:17). В разных вариантах эта мысль повторяется трижды. Павел, как бы сам себя убеждает в ней, ища лучшие формулировки. См.: «… как непослушанием одного человека сделались многие грешниками…»; «как преступлением одного всем человекам осуждение…»; «если преступлением одного смерть царствовала…».

Закон лишь умножил число преступлений: «Закон же пришел после, и таким образом умножилось преступление» (5:20). И Павел вновь возвращается к мысли, изложенной ранее: «А когда умножился грех, стола изобиловать благодать» (5:20) и завершает торжествующим апофеозом: «дабы, как грех царствовал к смерти, так и благодать воцарилась через праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим» (5:21).

Это рассуждение напоминает более общие представления о борьбе «добра и зла», победу добра в которой обеспечивает положительный, изначально безгрешный, герой – спаситель, пришедший извне. В данном случае, это, очевидно. Иисус. Причем, грех и благодать каким-то образом предопределяют друг друга: «умножился грех – стала пре-изобиловать благодать». Можно назвать это предопределением. Мысль, сама по себе, расхожая.