Ардаф

– Мудрый тост! – ответил Теос, прикладываясь к своему кубку. – Ибо прошедшее – в прошлом, оно уже никогда не вернётся, а будущее нам неведомо, так что лишь настоящее мы можем назвать своим! За здоровье божественного Сах-Лумы, чья слава – моя радость! Чьей дружбой я дорожу, как жизнью!

И с этими словами он выпил вино единым глотком до последней капли. Едва он сделал это, как им овладело самое необычное чувство: ощущение удивительного экстаза, словно он выпил какой-то сладкий нектар или волшебный наркотик, который внезапно привёл его нервы в состояние неописуемого возбуждённого блаженства. Кровь побежала стремительнее по его венам, он чувствовал, как мгновенно вспыхнуло лицо ярким жаром, он рассмеялся, когда отставил пустую чашу и, бросившись обратно на великолепные подушки, он встретился глазами с ярким, понимающим взглядом Сах-Лумы. Странно было видеть, насколько быстро Сах-Лума возвратил ему этот взгляд, как искренне и как скоро их дружба переросла в нечто большее, даже чем братский союз! Нифрата, тем временем, молча стояла в стороне, с печальным блуждающим взглядом, переходящим с одного на другого в каком-то сомнении и удивлении. Вдруг она заговорила, склонив прекрасную головку в сторону Сах-Лумы.

– Повелитель пойдёт сегодня во Дворец, чтобы голос его зазвучал в присутствии короля? – спросила она застенчиво.

– Конечно, Нифрата! – отвечал Лауреат, нежно приглаживая свои волосы. – Меня вызвали туда королевским приказом. Но что же с того, малышка? Ты ведь знаешь, это нормальное явление; королевский двор теряет всякую прелесть и красоту, когда Сах-Лума молчит.

– Гость моего повелителя пойдёт с ним? – мягко поинтересовалась Нифрата.

– Ах, несомненно! – и Сах-Лума улыбнулся Теосу. – Ты же будешь сопровождать меня на приёме короля, друг мой? Он примет тебя ради меня и, хотя по правде, его величество по большей части невежественен во всём, кроме искусства любви и ведения войны, тем не менее он не только король, но и человек, и ты найдёшь его гостеприимным и добродушным хозяином.

– Я пойду с тобой, Сах-Лума, куда угодно! – быстро отвечал Теос. – Ибо, следование за таким гидом доставит мне самое большое удовольствие.

Нифрата в задумчивости поглядела на него с каким-то печальным выражением в прекрасных глазах.

– Присутствие моего господина Сах-Лумы поистине приносит радость! – сказала она мягко и с дрожью в голосе. – Но радость эта слишком сладкая и краткая, ибо, когда он уходит, никто не может заполнить оставшейся пустоты!

Она замолчала; пристальный взгляд Сах-Лумы покоился на ней, полунежный-полунасмешливый свет струился из-под тени его длинных, шёлковых, чёрных ресниц; она поймала его взгляд, и слабая дрожь пробежала по её хрупкой фигурке; она прижала одну руку к сердцу и продолжала более спокойным и ровным тоном:

– Мой повелитель, быть может, не слышал об утренних волнениях в городе? Взбунтовавшаяся чернь на рыночной площади, нелепые слова пророка Хосрулы? Неожиданные аресты и заключение в темницу многих людей, и последовавший гнев короля?

– О боги, нет! – ответил Сах-Лума, легкомысленно зевая и устраивая голову поудобнее на подушках. – И меня не заботит волнение черни, которая не может контролировать себя, но при этом противится всякому руководству. Аресты? Заключения? Это не редкость, но почему, во имя священного Покрова, не арестуют они и не посадят в темницу истинных возмутителей спокойствия – колдунов и философов, чьи уличные выступления просачиваются в умы недовольных, призывая их к бесполезному бешенству и беспорядкам? Почему вместо всех прочих не схватят они Хосрулу – истинного безумца – за все долгие годы его притворного мудрствования? Не он ли обличал веру Нагая и предсказывал разрушение города бессчётное множество раз? И не все ли мы смертельно устали от его высокопарных речей? Если бы король считал важным делом защиту поэтов, то он уже давно замкнул бы этого бородатого пустобая в четырёх стенах донжона, где только крысы и пауки внимали бы его проповедям о приближающемся роке!

– Нет, но мой повелитель! – скромно отважилась проговорить Нифрата. – Король не смеет наложить рук на Хосрулу…

– Не смеет! – рассмеялся Сах-Лума, лениво протягивая руки и беря сочный нектарин из корзины рядом. – Милая Нифрата! Ты ограничиваешь власть короля? Равно как и накладываешь рамки на воображение поэта! Хосрулу могут любить и бояться лишь определённые суеверные глупцы, взирающие на безумца как на некое священное животное, но основное население Аль-Кириса – люди, составляющие кровь, кость и сухожилия города, – против перемен в религии, законах, традициях или обычаях. Но Хосрула стар, и то, что король терпит его причуды, есть лишь следствие уважения к возрасту и болезни, Нифрата, а не страха! Наш правитель не ведает страха.

– Хосрула предрекает ужасные вещи! – нерешительно пробормотала девушка. – Я часто думала о том, что, если они сбудутся…