Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны

В позднесоветский период научные и технические специальности служили одним из самых эффективных после партийной карьеры социальным лифтом[286], и из этой среды вышли многие предприниматели. Русскоязычные пользователи Юзнета принадлежали именно к этой группе: они были первым постсоветским поколением технической интеллигенции – и “последним советским”, как его определяет антрополог Алексей Юрчак[287]. В отличие от старшего поколения ученых и инженеров, которые переживали кризис в связи с распадом советской системы финансирования науки, потери статуса и обесценивания прежних достижений, молодые специалисты могли реализовать себя, уехав из России работать в западный университет или же уйдя из науки в коммерцию. Для них слова “марксизм”, “антирасизм”, “общественная польза”, а также “ядерная угроза” и “борьба за мир” ассоциировались с советской идеологией, которая противоречила их ценностям – неприятию коллективной ответственности и культу индивидуализма[288]. В этом смысле между американскими и советскими пользователями, “сделанными из одного и того же”, лежала пропасть.

Капитализм или социализм: конец Сети для избранных

Первые пользователи американских сетей не были случайными людьми, они принадлежали к одной социальной группе. В этой однородной среде логичным образом появилась утопия об онлайн-сообществе как идеальной модели большого общества. Когда твой виртуальный собеседник говорит с тобой на одном языке и в целом разделяет твои ценности, когда не существует центральной власти и все процессы управляются снизу, кажется, что это и есть эталон любой социальной коммуникации. Ситуация начала меняться в первой половине 1990-х годов с приходом в Сеть массового пользователя.

Символическим выражением начала кризиса можно считать появление в 1993 году в Юзнете мема “вечный сентябрь”. До этого момента основными пользователями Сети были аспиранты и сотрудники университетов, хорошо знакомые с сетевыми технологиями и этикой. Новички появлялись раз в году в сентябре, когда в университетах появлялись новые студенты. В 1993 году провайдер America Online включил в свое предложение для коммерческих клиентов доступ к Юзнету[289], что привело к притоку новых пользователей, не только не знакомых с особенностями этой сети, но и в целом далеких от университетских сообществ. Через несколько месяцев один из пользователей, Дэйв Фишер, написал: “Теперь ничего непонятно. Сентябрь 1993 года останется в истории Сети как сентябрь, который так и не закончился”[290]. “Вечный сентябрь” стал на несколько лет популярным выражением. А через 20 лет в интервью проекту Vice Фишер описал ситуацию уже в совсем других терминах – как момент, когда закрытое и сложившееся сообщество со своими традициями, этикой и историей теряет свою герметичность и монополию на правила: “По моим воспоминаниям, Юзнет ранних 1990-х был живым, просвещенным миром… Когда ты глубоко погружаешься в компанию избранных, тебе часто кажется, что ты в открытом и приветливом сообществе. Из этой перспективы все выглядит просто прекрасно”[291]. Одним словом, в начале 1990-х выяснилось, что Сеть существует не только для своих. Или, как описывает этот процесс Кати Хафнер, интернет “вышел из академий в дома и офисы”[292].

В 1993 году произошло еще несколько ключевых событий, за которыми последовали расцвет сетевого сообщества и кризис прежних интернет-элит. В это время получил распространение WWW-протокол, который позволял создавать вебсайты с текстами и картинками, и появился первый графический браузер Mosaic. Благодаря тому, что возникали гораздо более широкие возможности создавать и индексировать сайты, к 1995 году в американском сегменте интернета начался так называемый “бум доткомов” – резкий рост онлайновых стартапов, которые легко получали большие инвестиции. Тогда же были основаны два сегодняшних гиганта, Echo Bay (будущий Ebay) и Amazon. Сеть коммерциализировалась[293] и стремительно превращалась из уютного места встречи избранных в большой рынок информационных предложений.

В том же 1993 году вышел первый номер журнала Wired – рупора диджерати[294] и адептов технооптимизма 1990-х. Важной миссией нового издания было формирование у читателя ощущения принадлежности к элитному клубу “уроженцев будущего” (natives of the future): Wired активно эксплуатировал романтический образ киберпространства и сравнивал изобретение интернета с открытием человеком огня[295].