АСКЕТ

Приказ командира — закон. Хорунжий и поручик с той ночи обходили Архипа стороной, хоть и ворчали украдкой. Зато Денис Васильевич в разгар боя стал замечать знакомую седую макушку. Да всё от Елизарова неподалёку. Мелькнёт и исчезнет, как и не было. Возвращаясь в лагерь, Давыдов находил угрюмого старика на посту — у котла с похлёбкой. «Не быстрее же коней примчался» — размышлял командир и усилием воли отгонял непрошенные думы. А в следующей сечи вновь примечал развевающуюся на ветру белую бороду.

***
В то утро дозорные привели к Давыдову дрожащего не то от страха, не то от наступившей в ноябре стужи мужика. Гонец хотел повалиться заступнику в ноги, но тот его остановил.

— Лоб-то побереги, пригодится. С чем явился?

— Беда, барин! — торопливо заговорил мужик. — Хранцузы пришли. Обоз в деревне налаживают, почитай, подвод двадцать. Всё подмели, помрём ведь!

— Много ли людей?

— Да человек… — гонец возвёл глаза и принялся безмолвно перебирать губами, словно считал нарисовавшихся на потолке захватчиков — сто будет.

— Что ж по науке моей не поступите? Встретьте с поклоном, а как спать лягут…

— Учёные они, — забыв о том, что говорит с самим Давыдовым, перебил мужик. — Пленных гонят. В церкву заперли. Стращают что, если хоть волос у солдата ихнего упадёт, всех перестреляют. Пока с теми, что в деревне стоят, расправимся, порешат наших солдатиков.

— Пленные? — Денис Васильевич покусал ус. — Французу самому нынче голодно. Зачем им потом такая обуза. Всё равно постреляют. Бывало.

— Позволь, я с молодцами моими! — вскочил сидящий тут же Елизаров. — Ты только с дела, а мы уж двое суток попусту воздух гоняем.

— Маловато у тебя людей, — усомнился Давыдов.

— Француз по домам сидит, отогревается. Ружья они во дворе шалашом ставят… если мужик смирный. Ведь смирный у вас мужик?! — окликнул поручик гонца, больше чтоб приободрить. Тот с готовностью закивал.

— Смирный, смирный… солдатики ж в церкви. Конвой при них, человек пять.

— Вот и ладно! Пока лягушатники очухаются, уже скрутим. Несколько человек к церкви пошлю. Чтоб разом по обеим точкам ударить. Не ждут же.

Давыдов колебался. Вдруг из сумрака выступил Архип. Оказавшийся с ним рядом Елизаров отпрянул. Он готов был крест целовать, что проводник появился прямо из стены.

— Лощина там, — пробурчал дед. — По ней к самой деревне подобраться можно. Не заметят. Покажу.

Отряд Елизарова бешеным вихрем влетел в деревню и тут же был встречен шквальным огнём. Трое легли на месте, ещё двое — тяжело ранены. Пришлось спешно отходить, чтобы скорректировать первоначальный план. Со стороны деревни слышались редкие выстрелы. Французы огрызались больше для острастки, пули сюда не долетали.

— Где ж их сотня?! — скрипнул зубами поручик. — Тут все три! Из домов, да и из-за заборов палят. А мы как на ладони. Приметили нас, похоже, пока по лощине крались. Прохлопали мы дозорных.

— Видать, сотня та — обозное прикрытие было, — предположил один из гусар. — Пока то да сё, основная часть подтянулась. Кони вон ещё не рассёдланы. Только подошли, выходит.

— Вижу, — покачал головой Елизаров. — Скачи к Давыдову. Без подмоги никак. А мы тут покуролесим.

Когда отряд Давыдова примчался на помощь, из группы ополченцев осталась треть. На провокацию французы не поддавались, преследовать поредевший отряд Елизарова не спешили. Отбивались, упорно не покидая укрытий.

— Что ж ты людей не жалеешь! — набросился Давыдов на Елизарова.

Поручик отвёл глаза.

— На себя отвлекал. Боялся, уйдём, а они — к церкви. И моих, и пленных положат.

Давыдов сжал кулаки.

— Ладно, выкурим. Пару изб запалим, сами вылезут.