АСКЕТ

Орловская смотрела на ребёнка и сама не знала, радоваться или… Несколько дней в самом сердце разгула Чумы, на груди умершей матери, в тлетворном смраде разложения. Налицо все признаки заражения. Одно дело увидеть уже погибших в неумолимой эпидемии людей, и совсем другое — наблюдать, как мучительно уходит из жизни крошечное, ничем не провинившееся перед старухой тельце. Цинично, но это так.

— Нельзя его везти к нам, — глухо произнесла Мария. — Дороги не выдержит, да и… всё равно, что пробирку с чумным бубоном посреди Улан-Батора разбить.

Василий осёкся. Все, кто входил в состав эпидемиологической экспедиции, как по команде повернули голову в сторону доктора Орловской.

— Куда ж его?.. — монгольчик накрепко запал в сердце добряка Василия. — Вы что ж… Не дам!

— Да что ты, Вася! — Орловская попыталась улыбнуться сквозь непробиваемое забрало, всегда падавшее на её лицо в сражениях со старухой. — Как язык-то повернулся?

— А, может, того? Поправится мальчонка? — названный папаша прижал задыхающегося маленького аборигена к жёсткому противочумнику.

— Может… Везунчик ведь, — Мария судорожно сжимала и разжимала пальцы. — Я вот что думаю, там река километрах в семи. Вам всё равно работы здесь надолго. Я возьму мальчика и мы уйдём за реку. Разобью там палатку и попробую что-то сделать. А вы подвозите продукты раз в три дня к реке, буду забирать. И смотрите на палатку. Если дым от костра идёт, мы живы. Если нет дыма, значит, не получилось… нет нас. Езжайте в защитных костюмах туда и жгите. Сами не приближайтесь. Ещё одно столкновение с очагом заражения нам ни к чему. Издалека бросайте факел и назад.

— Как звать-то тебя, чумазый? — Мария опустила худое тельце ребёнка в таз с раствором карболки. От соприкосновения с водой и резким запахом обеззараживающего препарата мальчик завизжал и забился в руках. — Давай я Минькой тебя звать буду, а? У меня сын младший Минька. Такой же востроглазый, — пыталась успокоить рвущегося из раствора монгольчика. — Что делать-то с тобой будем?

Испуганный ребёнок неожиданно ловко для своего ослабленного состояния извернулся и в яростном порыве инстинкта самосохранения тяпнул доктора за резиновую перчатку, в которые были облачены руки.

— Ай! — Мария отскочила и с ужасом воззрилась на прокушенную защитную резину. Из-под неё выплывала кровь, разбавленная капелькой воды с карболкой.