Атаман Устя

— Атаманъ, иди на островъ, на островъ. Орликъ поведетъ на сломъ съ передовъ.

Устя стоялъ въ лодк и, видимо, колебался. Онъ зналъ, что въ ршительныя минуты разбоя, опасности, или въ ожиданіи какой либо схватки и битвы, молодцы, чуя, что идутъ часто на врную смерть, становились требовательне, смле и даже иногда нагло заявляли свои желанія. Шайка въ эти минуты становилась дйствительно «вольницей» и итти противъ требованія ея было даже неразумно, невыгодно, иногда и опасно. Всякую неудачу свалятъ потомъ на несогласника, хотя-бы и самого атамана.

— Эсаулъ! Егоръ Иванычъ! пусть Орликъ ведетъ! орало человкъ десять изъ самыхъ смлыхъ и лихихъ ребятъ.

— Атаманъ, не противничай, родимый! Иди на островъ… Я съ тобой тоже, прогнусилъ во все горло Малина.

— Ладно! вдругъ выговорилъ Устя, но помни, Малина, слушаться.

— Это — стало мн никого не мертвить! расхохотался грубо Малина, Ладно, общаваю. Иди токмо на островъ. Я съ тобой. Ты меня попридержишь, какъ рука размахается.

Устя перешелъ на другую лодку.

— Орликъ! Ну, замсто меня… начинай

Орликъ, повеселвшій, пріосанился вдругъ, стоя въ лодк, блестящими глазами обвелъ всхъ и громко крикнулъ:

— Слушай, ребята-молодцы, указу моего крпко… Ослушнику пулю въ башку! Двухъ словъ у меня не будетъ! Разбирайся. Половина за мной, другая за атаманомъ. Чернаго лодка, Мустафы лодка, Ефремыча тожъ, Кирпуса тожъ, Малины тожъ — вс за атаманомъ на островъ.

— Не гоже такъ-то… Дрянь себ подобралъ, а лучшихъ всхъ гонишь на островъ, откликнулся Малина, поднимаясь въ лодк.

Орликъ досталъ изъ-за пояса пистолетъ и прицлился въ каторжника. Малина снова слъ, пригнулся въ лодк и, закрываясь рукой, крикнулъ:

— Не замай! Не буду!.. Ну те…

— Расходися! крикнулъ Орликъ. — Атаманъ, гони впередъ! Налагай, молодцы, на весла! Налагай! Время потеряли много, насилу успемъ.

Шесть лодокъ двинулись отъ берега, впередъ пошла лодка, въ которой былъ Устя.

— Наваливай! сурово кричалъ онъ тремъ молодцамъ, которые гребли въ его лодк.

Другая половина лодокъ, обождавъ, двинулась тоже.

Устя былъ задумчивъ, угрюмъ, брови его сморщились, и лицо казалось злое, даже лютое. Богъ всть о чемъ думалъ атаманъ. Орликъ, веселый и довольный, шелъ тоже впереди отряда. Лодка его, маленькій челнокъ, скользила быстро.

— Не отставай! то и дло кричалъ онъ на остальныхъ.

Ближе всхъ къ нему шла лодка, гд сидлъ Ванька Лысый.

— Ну, Лысый, свой грхъ нын заслужи! А то, братъ, прогонимъ отъ себя.

— Ладно, будешь доволенъ, Ехоръ Иванычъ! отозвался Лысый, налегая изъ всхъ силъ на весло.

Орликъ оглядывалъ свою команду, что гребла въ разныхъ лодкахъ усердно, но молчаливо, и подумалъ:

— Ужъ теперь лихоманка пробираетъ ихъ, а увидятъ пушку-то да народъ на блян — прощай… придется самому въ нихъ палить, чтобъ подгонять.

Орликъ зналъ, что онъ отобралъ себ самыхъ плохихъ молодцовъ, въ томъ числ человкъ пять калмыкъ и башкиръ.

Вс лучшіе остались при Уст. Но въ этомъ случа, помимо желанія лучше окружить атамана, былъ у есаула и простой разсчетъ.

— А инако совсмъ-бы нельзя, думалъ онъ теперь. Лучше прямо пропустить бляну и не пробовать лазить. Мою сволочь перещелкаютъ, а т свое возьмутъ. Эдакъ, можетъ, и выгоритъ дло.

Оба отряда лодокъ, выбравшись на средину рки, все быстрй летли внизъ по теченью.

На лодкахъ Усти шелъ неумолкаемо говоръ, смхъ отъ прибаутокъ, и только одинъ атаманъ оставался угрюмъ. На лодкахъ Орлика были по прежнему молчаливы; изрдка только кой кто изъ ребятъ помоложе разговаривалъ тихо.

— Ишь, они тамъ… языкомъ то чешутъ.

— Энто Малина балагуритъ! замтилъ Лысый.

— Что ему, сибирный! О-охъ, Господи!

— Да… Вотъ гляди, изъ ружьевъ хлестать начнутъ. Нон, что ни купецъ — при ружьяхъ ведетъ суденышко свое.

— Нехай, и у насъ самопалы есть! бойко отозвался молодой парень тулякъ.

— А мн вотъ, ребята, быть убиту, чуетъ мое серденько… грустно провздыхалъ одинъ рябоватый молодецъ изъ калмыковъ.

— Ладно! Считайте! крикнулъ строго Орликъ. — Не успетъ и бляна подойти, я ужъ кого изъ васъ самъ ухлопаю. Помни, ребята: я въ миру мухи не трону, а въ битв — не пожалю брата родного; а своего труса-молодца пожалю меньше, чмъ чужого; свой, малосильный, да слабодушный и себя, и еще двухъ погубитъ примромъ поганымъ.

— Это врно! отозвался одинъ изъ молодцевъ, здоровый мужикъ.

— Да мы то что-жь? Мы ничего. Энто вонъ дурень, калмыченка поганецъ. Его бы съ Ордуньей оставить зайцевъ атаману жарить, кашу варить, а не биться…

Громкій смхъ пошелъ по всмъ лодкамъ отряда Орлика.

— А на дуван, гляди, первый будетъ! замтилъ молодой парень.

Снова еще громче разсмялись вс. Въ Устиномъ отряд молодцы начали оглядываться назадъ. Малина обернулся и крикнулъ что-то, ради шутки заднему отряду.

Что кричалъ Малина — разобрать было нельзя.

Орликъ разслышалъ только послднія слова гнусливаго крика каторжника.

— …Анъ глядь, четыре бабы!

Въ лодкахъ отряда Усти раздался дружный взрывъ хохота и долго не смолкалъ, переливаясь.

— Ай да Малина! Ай да Малина! кричали голоса.

Самъ Устя усмхнулся прибаутк сибирнаго, и брови его раздвинулись, блые ровные зубы блеснули между розовыхъ, женски нжныхъ и красивыхъ губъ.