Атаман Устя

Орликъ сразу измнился въ лиц. Думать самому о нерадостномъ и убдить себя — какъ ни будь уменъ — не такъ страшно, какъ услыхать отъ другого, хоть и глупе, подтвержденіе своей постылой думы. Падала завса съ глазъ Орлика, да не совсмъ; а тутъ вотъ вдругъ упала сразу, и горькая правда наголо предстала глазамъ.

Наступило молчаніе. Орликъ неровно дышалъ, уткнувшись глазами въ землю. Малина таращилъ глаза на есаула, а Ефремычъ простодушно смотрлъ на обоихъ.

— Почему ты это такъ полагаешь? спросилъ, наконецъ, Орликъ и такимъ голосомъ, какъ еслибъ узналъ отъ Ефремыча новое и совсмъ для него самого неожиданное и невроятное.

— По всему видать… я еще въ первый день Ордунь сказывалъ, ложася спать: будетъ, молъ, у насъ случай, Однозуба, отъ котораго эсаулъ да и вс молодцы и ты, старая, тоже рты разините… Такъ по-моему и вышло. Да еще какъ живо то… много-ль времени прошло съ битвы, а гляди ужь у насъ что…

— Что? странно спросилъ Орликъ.

— Колдовство. Плюнуть да перекреститься — только всего и можно… атамана и званья нтъ; былъ атаманъ Устя, да сплылъ… Выходитъ оно, эсаулъ, по эвтой причин, такъ я разумю, что баба ли, двка ли какъ, значитъ, ни вертись, какъ ни рядись, какъ ни скачи, а все человкомъ не будетъ… Бабье-то въ ней рожденье нту-нту, да и заговоритъ безпремнно… Вотъ жили мы безъ грха, Устя атаманствовалъ на славу, любо было глядть на него; и славно онъ бился, и складно разсуждалъ вс дла разбойныя и хозяйскія, и на дуван, и на расправ молодцовъ за провинность какую… а вотъ нашли вы на дорог нечисть эдакую, прости Господи, да завели ее въ дом; ну, все дло и изгадили, все прахомъ и пошло.

— Какую нечисть? спросилъ Малина.

— А этотъ капралъ… Намъ онъ, вишь, что коровій пометъ, а вонъ двиц-то красной по рожденью — онъ, поди, что?.. да, что онъ ей? Ты вотъ знаешь ли, эсаулъ, что онъ ей, капралъ-то этотъ сахарный?

Орликъ молчалъ понурясь и глубоко задумавшись.

— Онъ ей — золото, милъ-свтелъ ангелъ! Она за него сейчасъ вотъ и насъ перехлопаетъ и себя поршитъ, коли потрафится.

— Что? Ты про что… пришелъ въ себ Орликъ, смутно разслышавъ послднія слова Ефремыча.

— Я говорю, что Устя изъ-за капрала на убивство пойдетъ.

— Она мн ужь разъ грозилась, да это пустое; это все-жь таки баловство! Мало что языкъ сбрехнетъ.

— Не баловство, эсаулъ; ты видлъ сегодня Устю.

— Нту, три дня ужь не видалъ.

— Знаю я. Ну, вотъ ты поди, да и погляди… а потомъ ужь и говори.

— Что-жь она?

— Что? Ничего! Другой человкъ! Атамана нту; и слдъ его, говорю, простылъ; а есть двка, да еще, что ни на есть, самая лядащая… въ глаза мн не смотритъ, скажетъ слово и загорится все лицо, да не такъ, какъ прежде, не гнвно, а по-бабьему, по-стыдливому.

— Вижу я все дло — диковина! заговорилъ Малина. — Уразумть нельзя, ну, а пособить горю все же не мудрено; взялъ да и распуталъ все…

— Да какъ? Какъ? воскликнулъ Орликъ.

— Что?

— Какъ ты распутаешь?

— А взялъ, по-просту, атамана и капрала, выговорилъ однозвучно Малина, да камушекъ потяжеле, связалъ ихъ вмст, да и бултыхъ — раковъ кормить.

— О, дьяволъ… И я тоже слушаю! взбсился Орликъ.

— Нтъ, Малина, не бреши про Устю… сказалъ Ефремычъ съ укоризной, — надо умне какъ разсудить. Но мн, капрала этого не мшкавши прикончить.

— Да. Не мшкавши! произнесъ Орликъ какъ бы себ самому. Покуда еще не поздно; но скоре, а то…

— Встимо, скоре, эсаулъ… вдь надо намъ тоже и отсюда выбираться, а сборовъ у насъ не мало.

— Да; тутъ сидть негоже! прибавилъ каторжникъ; вторую команду жди черезъ дв недли.

— Раньше будетъ, отозвался Ефремычъ: коли-бъ вы его убили, то не стало бы спшить начальство, а теперь, поди, солдатики какіе добгутъ до городовъ и скажутъ: капралъ живъ, взятъ, въ полон мается. Вотъ и подвинутъ ноги разные воеводы.

— Врно, Ефремычъ, врно, сказалъ Орликъ. Нечего уткнувшись сидть. Дло длать. Скоре. Первое, собирай и распоряжай все… Двинемъ отсюда чрезъ три-четыре дня въ лса подал отъ Волги, къ старцамъ на Узеня. Туда никакія команды не лазаютъ… а за Устю я примуся… капрала этого я либо выдамъ на расправу молодцамъ, либо самъ ужъ выпущу на волю, какъ Душкина… лишь бы его отсюда съ глазъ долой; и скоре, нечего мшкать! Ты, Ефремычъ, ладь все, коней и обозъ, а ты, Малина, наладь молодцовъ такъ, что коли я кличъ кликну, чтобы вс они валили къ атаману капрала на расправу просить.

На этомъ совщаніе и кончилось, и Малина съ Ефремычемъ ушли отъ эсаула довольные и принялись за дло.

XVI