...Степанов открыл дверь, услышал телефон, подумал, кто бы это мог звонить так рано, снял трубку, сказал свое обычное «Степанов», он всегда так отвечал на звонки, не «алло», «да», «слушаю», а именно «Степанов», к тебе же звонят; телефон конкретен, ибо несет информацию, подданный слова, ты обязан соответствовать ему, таинству черной трубки, которая соединяет тебя с миром, черт, как же люди столько лет жили без этого чуда; хотя тогда, раньше была прекрасная литература — письма; а кто сейчас пишет письма? Звонят, в лучшем случае, открытку пришлют.
— Слава богу, — услышал Степанов шепот Ростопчина. — Я был в отчаянии...
— Почему ты шепчешь? — удивился Степанов.
— Здесь стерва. Может быть страшный скандал. Не спрашивай ни о чем, делай, что я говорю. Перед тем, как ты придешь в «Сотби», можешь даже опоздать, черт с ним, но обязательно, слышишь, обязательно зайди в любой банк и открой счет... Погоди, а у тебя нет русского банковского счета?
— Есть, но он дома.
— Я так и думал. Значит, ты заходишь в банк, открываешь счет, положи хоть десять фунтов, неважно сколько, главное, чтобы у тебя была чековая книжка, они ее выдадут тебе, сядешь рядом со мной, я представлю тебя стерве, ты достанешь из кармана банковскую книжку и выпишешь, но так, чтобы она это видела, чек на пятнадцать тысяч фунтов... Нет, на всякий случай на семнадцать... Передай этот чек мне, поблагодари за то, что я согласился быть твоим представителем, скажи ей, что ты в восторге от ее красоты, будь светским, понял? Вчера ты был прав с Золле, и повел себя, как тряпка, прости меня, все, до скорого...
— Погоди... Но ведь это какой-то спектакль...
— Да, но пока я не вижу выхода. Если я смогу что-то сделать за этот час, я скажу тебе в «Сотби», скажу по-английски, при ней нельзя говорить по-русски, она начнет склоку, они же здесь все такие подозрительные.
(Фол стукнул кулаком по колену, сказал Роберту: «Ни черта не слышно, этот князь пустил воду, едем!» Он стремительно убрал аппаратуру и бросился к лифтам; надо успеть перехватить мистера Грибла в кафе; он должен купить Врубеля, должен! В крайнем случае, если он скупердяй, предложу ему свои деньги, шеф, думаю, пробьет мне компенсацию; в такси усмехнулся: дудки, когда посол в Гане возвратился домой в отпуск, государственный департамент отказал ему в оплате денег за такси — из аэропорта Кеннеди до Сентрал-парка; такси оплачивают только семейным, у кого есть дети и жена, вообще самый надежный посол тот, у кого внуки; у ганского деятеля была только мама; бухгалтерия государственного департамента потребовала от посла заявления, что мать была вместе с ним; он написал прекрасный ответ: «Я ехал в такси, а моя мама бежала следом с чемоданами в руках». Посмеялись вдоволь, но пятнадцать долларов так и не отдали. Черт с ними, пускай не оплатят, в конце концов. Успех итого дела аукнется в будущем, деньги рано или поздно вернутся сторицей, надо уметь терять, только тогда можно получить во сто крат больше.
...Грибл допивал свой кофе, Фола выслушал рассеянно. «Я же сказал, на Врубеля у меня отложено десять тысяч, от силы пятнадцать, больше никто не даст, не волнуйтесь, от нас он не уйдет».)
В банке было пусто и торжественно.
Степанов вспомнил, как они с Бэмби приехали в Испанию, в Гренаду, и рано утром зашли в старинный прекрасный храм; зимнее солнце пробивалось сквозь витражи, пол из-за этого казался цветным, желто-сине-красным; ходить по такому полу — кощунство, но какие-то молоденькие девушки с синими тенями от бессонной ночи быстро прошлепали своими «колледжами» — остроносенькими туфельками с медной пряжкой, без каблучка, высший шик, — быстро и деловито преклонили колени перед иконой, заученно перекрестились и вновь заспешили по сказочным теням витражей, брошенным на пол, к выходу. Бэмби тогда сказала: «Нагрешили, помолились я снова за то же самое».
Степанов посмотрел на клерков, сидевших за овальными столами; порядок абсолютный; на выдвижной досочке пишущая машинка, это только мы богатые, позволяем себе держать машинисток, тут все служащие знают машинопись и стенографию, время — деньги, молодцы, черти; «Учитесь у капиталистов хозяйствовать, за ними двести лет опыта»; господи, как же он был прав во всем, в каждой своей строке, а каждой заметке на полях книг; Ленин и Петр, два пика российской истории. Впрочем, Ленин — пик мировой историй; кстати, и тем, что женщины получили здесь право не только голосовать, во и быть премьерами, они ему обязаны, Ленину; тутошние власть предержащие были вынуждены отступить после нашей революции, иначе б их смели, не сдай они свои железобетонные позиции после всего того, что Ленин не просто провозгласил, но сделал практикой жизни России.
Степанов пошел не к клерку а к девушке; очень красивая одета подчеркнуто тщательно, но в то же время свободно, с каким-то шиком; на лице улыбка; доброе утро, пожалуйста, садитесь, чем могу вам помочь?
— Я хочу открыт счет.
— Личный?
— Да.