Милостивый государь Николай Сергеевич!
И снова свершается святотатство: самоубийцу хоронят на кладбище! Да, да, именно так! Я был у князя Мещерского, пытался действовать через него, добиться от Синода запрета, но тщетно, увы!
Да, да, Николай Сергеевич, Врубель не почил, как об этом трезвонят продажные писаки, а покончил с собой, поэтому не имеет права лежать при церкви, только за оградою.
Последние недели он постоянно простаивал раздетым возле открытого окна, добился того, что началось воспаление легких, так и этого ему показалось мало — по ночам стал на ощупь открывать окно, пользуясь сонливостью прислуги в лечебнице. Скоротечная чахотка пришла к нему не как божье избавление от грехов его, но как подачка от диавола, которого он столь тщательно писал всю жизнь...
И ведь, кончая свои минуты, думал о том, чтобы продолжать свое демоническое дело; в бреду же оборотился к брату милосердия со словами: «Николай, довольно уже мне лежать здесь, поедем в Академию, дружок!»
Не поехал. Отвезли.
И как же всполошились все наши эстэтствующие! И Блок в слезах речи говорил, и Беклемишев от «Союза русских художников» что-то зачитывал; Императорская Академия, к счастью, никак официально представлена не была. Но потрясло меня — до колотья в сердце — то, что разрешил себе сказать священник Новодевичьей церкви. Зная, как кончил Врубель, он тем не менее изрек над гробом: «Бот простит тебе все грехи, потому что ты был работником». Каково?
Давеча был у доктора Дубровина, в «Союзе русского народа», он обслушал меня, прописал успокоительное, но посетовал, что мало от него проку: «Сам пью, не помогает! Какое может быть спокойствие, когда мы окружены сонмом революционеров, ниспровергателей, скрывающихся в каждом журнале, в каждом салоне, в любой газете!»
Но я не опускаю рук. Я вижу толпу, пришедшую провожать Врубеля, вижу их глаза, у меня сердце разрывается от боли за них... Не мне, а им нужно успокоительное, бром — каждодневно с утра.
Несчастная наша страна, коли она выбирает себе в идолы таких, каким был усопший...
Борьба. Нас спасет борьба не на живот, а на смерть со всем тем, что чуждо нашему духу. Или мы одолеем демонического диавола, или же он пожрет нас.
Низко кланяюсь Вам, милый друг!
Ваш
Гавриил Иванов-Дагрель.
P. S. Танечка шлет Вам свои поклоны. Обещанную книгу фотографий — высылаю. Там есть милые образцы устройства кухонь, точь-в-точь как у финнов, хотя на самом деле это забытый русский стиль, не грех нам вернуть его в свои загородные усадьбы.
2