Аукцион

— А вы позвоните тому кто поручил вам представлять свои интересы, и передайте, что у меня есть вполне серьезное и в высшей мере интересное предложение.

— Хорошо оставьте свой телефон, я свяжусь с вами вечером, что-то около семи.

— Это только мы, русские, говорим «что-то около», — усмехнулся Ростопчин. — Вы, видимо, англичанин, вам надлежит быть точным в ответе. Меня не устраивает семь часов. Я хочу, чтобы вы позвонили вашему шефу тотчас же...

Брокер еще раз оценивающе оглядел лощеного холодного человека; снова прочитал визитную карточку. «Prince Rostopchin, general director of Construction corporation. Zurich, Vienna, Amsterdam»20.

Повернулся к нему спиною, влез головой в стеклянную будочку и начал набирать номер. Код Эдинбурга, заметил Ростопчин; а теперь запоминай номер, писать нельзя, но ты обязан запомнить; если его шеф откажется от разговора, ты станешь звонить к нему сам и ты добьешься встречи, полетишь в Эдинбург, ты обязан вернуть этого Врубеля, нет, это не азарт коллекционера, это вопрос принципа; когда мне объявляют войну, я обязан принять бой в выиграть его. Очень хорошо, я запомнил номер, вполне легкий, и я сразу же запишу его в блокнот, надо только постоянно повторять, чтобы врезался, в память...

Брокер говорил шепотом, перешел на свои «да», «да», «да», потом осторожно повесил трубку, вылез из стеклянной будочки, снова вытер вспотевший лоб и сказал?

— Сэр Мозес Гринборо, по чьему поручению я купил эту картину, готов переговорить с вами в любое удобное для вас время, сэр.

— Вы продиктуете мне номер?

Брокер улыбнулся.

— Вы же и так запомнили.

3

Обозреватель телевидения, ведущий шоу Роберт Годфри ждал Степанова в холле отеля; ослепительно улыбаясь, пошел навстречу.

— Я сразу же вас узнал! Очень приятно, мистер Степанов! Можете не извиняться! Я не сомневался, что торги в «Сотби» задержатся. Едем обедать. Я заказал стол во французском ресторане «Бельведер», это в «Холланд парке», готовят настоящий буябес21, там мы обсудим все наши проблемы, а их очень много...

— Теперь слушайте, — сказал Годфри, закончив первую тарелку (буябес подают в большой фарфоровой супнице, по меньшей мере, на пять человек). — Можете перебивать, если не согласны, я боксер, умею отражать атаку...

— Я тоже баловался боксом.

— В каком весе?

— В среднем.

— Лет двадцать назад?

— Тридцать, — вздохнул Степанов. — Увы, тридцать.

— Знаете, — заметил Годфри, — я убежден, что занятие спортом, если оно было страстью, закладывает в генетический код человека совершенно особые качества... Борцовские... Нас не так легко взять, как других. Выдержка, глазомер и бесстрашие, разбитый нос заживет, бровь можно сшить, к тому же очень нравится девушкам, они любят такие проявления мужественности. Так вот, я имею основания предполагать, что наше с вами шоу будут стараться загнать в угол; мы должны навязать бой, ни в коем случае нельзя принять оборонительную тактику...

— Я вообще-то не очень представляю, как все это будет происходить, мистер Годфри...

— Нам с вами завтра держать площадку, давайте перейдем на дружество; я Боб, вы Димитрий... У вас есть сокращенное имя? Димитрий — трудновато для нашей аудитории, британцы обычно предпочитают: Джон или Эд; так привычней, ничего не попишешь, обломки империи. Что если я стану вас называть Дим?

— Валяйте.

— Прекрасно. Спасибо, Дим. Итак, у меня есть все основания предполагать, что нас постараются распять. Да, да, я получил деньги за то, чтобы вести ваше шоу о культурных программах в России, и поэтому я не разделяю себя и вас на завтрашний вечер. Я почитатель Маргарет Тэтчер, у меня есть награды от канцлера Коля и президента Рейгана, но я приглашен работать, я получил деньги от ваших туристских фирм и отработаю гонорар лучшим образом... Поэтому слушайте внимательно... Чего мы не вправе допустить? Во-первых, анархии. Я всегда держу аудиторию в кулаке, под контролем. Во-вторых, не надо бояться обострять диалог, когда я буду представлять вас аудитории. Я приготовил список коварных вопросов, мы сейчас проработаем ответы...

— Не надо — сказал Степанов.

— То есть? — удивился Годфри. — Это очень удобно! Мы заранее все отрепетируем, у меня в фирме есть сотрудник, кончавший театральную школу, он поставит вам реплики, срежиссирует те места, где надо засмеяться, а где быть раздражительным! Это принято, Дим! Вас знают в России, но тут вы никому не известны! Звезде простят все! Вам нет! Марлон Брандо теперь не учит роли, он вставляет в ухо микроприемник, и ассистент режиссера диктует ему текст! Но он требует миллион за роль! Он звезда! И ему подчиняются! А вам надо завоевать аудиторию, которая — и это главное — будет далеко не дружественной! Так что не отказывайтесь от моего предложения. Оно продиктовано чисто деловыми побуждениями, завтра вечером мы с вами станем делать одно дело, и мы обязаны сделать его хорошо: вы оттого, что русский, приехали со своей задачей пропаганды советских фестивалей, а я потому, что заангажирован хорошей суммой.

— Не надо, — повторил Степанов. — Я очень тронут, Боб, только не надо заранее учить тексты...