Аулия

Девушка спала, все глубже погружаясь в смерть. Сквозь сон она ощущала, как скукоживается и истончается ее кожа, подобно пальмовому листу на горячих углях.

Глаза и язык высохли. Плоть, становясь камнем, теряла объемы. Все жидкости испарились. Кровь и слезы образовали тонкие жилки алого и синего цвета, уподобившись ручейкам в глине. Она исчезала: лицо, руки и ноги рассыпались в прах. Зубы, превратившись в пыль, словно над ними уже пронеслись десятки лет, затерялись среди миллионов гранул слюды. Внутренности и кости сплавились с песком. Десять золотых браслетов, прощальный подарок аль-Хакума, которые она носила над локтем, оказались погребены в песке, как тайное сокровище.

Сон не был мучительным, и когда наконец пустыня полностью поглотила ее тело, на нее снизошли мир и покой. Аулия – то, чем она была раньше, – стала песком. Не ведая ни жажды, ни страха, бескрайняя, простиралась она под луной. Ощущала где-то вдали тяжелую поступь стада диких верблюдов; на ней и в ней сновали легкие тела тушканчиков. Она стала частью пустыни.

И тогда она услышала шаги. Даже обратившись в пыль, она узнала его. Он наклонился, зачерпнул горсть. В руке его было девичье сердце, ставшее красным песком.

Абу аль-Хакум заплакал, смочив прах слезами. В густой массе, которую осторожно разминали пальцы аль-Хакума, и была Аулия. Он лепил из этого теста ушки, лапки, глаза. Под его пальцами песок обретал форму маленького тельца, в котором заструились его слезы, ставшие кровью.

И когда Аулия – в толще песка – проснулась, она уже знала, что ей следует бояться фенеков и леденящего взгляда змей. Что дом ее – туннели, что ее пища и питье – горькие корешки, известные только тушканчикам. В полной темноте открыла она глаза и убедилась, что видит не хуже, чем при свете дня. Обнюхала всех остальных, и ее усики задрожали, узнав знакомый мускусный запах своих. Она вылезла из песка и принялась считать звезды, сверкавшие над ее головой. И позабыла, что когда-то у нее были имя и другое тело.

Помогая себе длинным хвостом, она – теперь тушканчик, пустынная мышка – подбежала к остальным и бесстрашно отправилась в высокие, как горы, барханы искать нежные корешки и места, где можно рыть туннели.

Посох остался лежать за ее спиной: всего лишь толстая ветка на песке.

Миновало уже много ночей. Аулия освоила язык тушканчиков, который складывается из выстукивания хвостиками по земле, мышиного писка, сигналов опасности и брачных танцев.

В долине стали встречаться пересохшие русла – уэды; заросли и скелеты деревьев, чьи листья были начисто уничтожены саранчой. Она бежала вместе с тушканчиками, и от свежего ветерка на ее спинке топорщилась шерстка. Вперед вел кисловатый запах растений, раскрывавшихся навстречу утренней росе.

Питалась она солоноватыми ядовитыми корешками, наполненными горьким соком, который избавлял от жажды. Было очень холодно.

Они бежали через каменистые холмы, где в норках на склонах живут даманы, горные кролики. Те позвали тушканчиков к себе наверх, чтобы показать картинки на камнях: фигуры слонов, газелей, крокодилов и бегемотов.

– Что это за звери? – спросили тушканчики у кроликов.

– Много-много лун назад здесь была вода, и здесь жили люди. Эти звери водились по берегам рек. Теперь единственные хозяева холмов – мы. Раньше, до песков, здешние земли были покрыты растительностью. Если верить легендам наших предков, то вначале, еще до растений, здесь была только вода. Но мы им не верим. Это сказки. Мы пьем росу, а после дождя – воду, что остается меж камней.

Ночь уже состарилась, когда тушканчики распрощались с даманами. Звезды, окруженные пыльным нимбом, выцветали на пурпурном небе.

Тушканчик Аулия выкопал себе норку и лег отдыхать. И ему приснилось, что когда-то он был девушкой, которая хотела дойти до моря.

Воспоминания

Сон повторялся не раз. К примеру, в ту ночь, когда после короткого дождика тушканчики увидели караван.

Сначала появились люди – большие, как облака. Они сидели на спинах лошадей и верблюдов, от ржания одних и пыхтения других закладывало уши, как от грома.

Людей было восемь. Они разбили палатки и теперь беседовали, сидя вокруг огня. Другие тушканчики, испуганные, убежали, однако Аулия осталась возле лагеря, жадно принюхиваясь к запаху дыма.

«Кель Тиггельмуст – носящие на лице накидку», – пронеслось в голове смелого тушканчика, и слова эти несказанно его удивили. Взволновавшись, он застучал по земле лапками и затряс хвостом.

Стал прислушиваться и понял: это тамашек, язык человека.

«Верблюд», – говорили они.

«Кинжал, динар, женщина», – говорили они.

«Помолимся», – сказали они и распростерлись на песке, лицом к Мекке.

В тельце пустынной мышки эхом отозвались слова молитвы. Человеческого рта, чтобы их повторить, у нее не было, но слова были знакомы.