Аулия

Спустя несколько дней она услышала жуткий и уже знакомый звук: к ней снова явился джинн. Аулия расплакалась. Она била себя в грудь, стеная перед сгущавшейся тенью. Когда Сахр эль-Дженни предстал перед ней, Аулия, вместо того чтобы встретить его ласковым приветствием, отшатнулась.

Демон, будто не замечая, что девушка от него отстраняется, хотел поцеловать ее, но она застонала от страха, закрыла лицо руками и попыталась спрятаться за висящий на стене ковер. Прекрасные брови Сахра эль-Дженни взлетели вверх, выражая нетерпение. Он наклонился и коснулся ее лба указательным пальцем.

Аулия обнаружила, что не может шевельнуться, и в груди у нее все сжалось от боли.

Тогда он поцеловал ее, и на этот раз она почувствовала, как острые клыки пронзают кожу. Боль из груди расползалась по всему ее телу.

Джинн улыбнулся, в его руке появилась чаша. И он поднес чашу к ее губам.

– Что с тобой? Выпей, Аулия, и улыбнись.

И, закрыв глаза, девушка пила не отрываясь, чашу за чашей, пока под воздействием вина у нее не задрожали ноги. Потом она улыбнулась – не хотела, чтобы джинн узнал о ее снах.

– Осталось пять дней до свадьбы. Помни, что тебе придется для меня танцевать.

Она заплакала. Демон, словно не видя ее слез, расхохотался и исчез в сполохах света и глухих раскатах грома.

Аулия выпила слишком много. Она крикнула рабыням, чтобы те ушли, и, пошатываясь, поплелась по коридорам. В первый раз ей вспомнилась пустыня: она успела соскучиться по солнечному свету.

«Быть может, в запретных комнатах есть двери, что ведут в сад, – подумала она. – Хочу выйти отсюда. Мне холодно».

Она толкнула тяжелую дверь, помеченную красным знаком запрета. Дверь была деревянная, украшенная резьбой с изображением битвы. Сахр эль-Дженни был изображен во весь свой исполинский рост, и нога его попирала поверженных врагов.

Первое, что ожидало ее за порогом, был зловонный горячий воздух, запах пота и крови. Потом она разглядела что-то темное на камнях темницы: тело человека, скрючившегося на земле. Ужаснувшись, Аулия, упала на колени. На сером лице мертвеца застыла гримаса боли. А на посиневшей коже спины виднелись следы от ударов плеткой.

Аулия залилась слезами. Вспомнила, сколько раз она часами кружилась с плеткой в руке, счастливая, что уже так ловко ею щелкает.

– Да пребудет со мной Аллах… Это то, чему я научилась? Орудовать плеткой, причиняя боль? – вопрошала она себя, задыхаясь от рыданий. – Не хочу!

Она попыталась закрыть мертвецу глаза, но не смогла. Тогда она оторвала рукав от своей туники и обмотала им лицо покойного.

Женщина с закрытым лицом там ее и нашла: девушка раскачивалась из стороны в сторону. С опухшим лицом и рукой, лежащей на окоченевшей руке трупа, она продолжала плакать.

Рабыня обхватила ее за плечи, встряхнула, а потом попыталась поставить на ноги. Аулия вывернулась из ее рук и изо всех сил закричала:

– Гей, женщина, трижды ради Аллаха! Что это такое? Кто этот человек? Говори, я тебе приказываю!

Рабыня не ответила. Она повернулась и быстро ушла, закрыв за собой дверь.

Потом много часов подряд Аулия слушала плач и крики. Испуганная, она задавалась вопросом, почему ее заперли с мертвецом, почему не идут за ней и не несут ей кубок?

– Меня обманули… Кто там плачет и кричит? Что со мной сделают?

У нее стучали зубы, а голос был едва слышен – тонкий, дрожащий от страха.

Она сорвала с щиколотки шелковый шнурок и в полутьме, кажется, разглядела наконец черепа удода… священной птицы, на которую нельзя охотиться.

Охваченная паникой, Аулия принялась стучать в закрытую дверь тростью, громко крича:

– Во имя Пророка! Откройте! Отпустите меня! Я не выйду замуж за дьявола. Шайтан, враг, ты обманул меня! Сахр эль-Дженни, будь же ты проклят!

Она стучала и стучала в дверь с силой, рожденной ужасом и яростью. Серебряный наконечник трости выбивал щепки из твердого эбенового дерева.

Женщина с закрытым лицом вернулась и распахнула дверь, держа в руке чашу. С угрожающим видом она протянула ее девушке. Аулия в ярости вырвала чашу из ее рук и перевернула. Вино лужей растеклось по полу. Потом она схватила женщину за плечи и изо всех сил встряхнула ее, пытаясь получить ответы на свои вопросы.

Женщина молча стала вырываться, в этой борьбе Аулия сорвала накидку с ее лица. Рабыня открыла рот, и из губ ее раздалось долгое гоготанье. Она толкнула девушку в грудь – та упала на пол. Тут женщина достала из складок одежды маленький кинжал, и его блестящее острие сверкнуло в воздухе. Аулия узнала клинок: то был кинжал, используемый в их танцах.

Женщина нависла над Аулией, в победной гримасе ощерив испещренные пятнами бесцветные зубы. И занесла кинжал.

Аулия угрожающе подняла свою трость. Ее ослепила скопившаяся в ней за всю ее жизнь злость: эта женщина обманула ее, и она за это поплатится. Аулия не боится ее кинжала… Раньше стоило лишь махнуть рукой, и эта лицемерка бежала к ней с чашей вина, накрывала обед, заботливая, раболепная… С дрожью отвращения вспомнилось ей, что эта женщина имела обыкновение гладить ее по щекам.

Руки Аулии дрожали от ярости.