Аулия

В это мгновение земля начала дрожать и колебаться. Агатовый дворец оседал со звуком, похожим на колоссальной силы вздох. Потолок разошелся трещиной, и Аулия узрела над собой белое солнце пустыни. Взглянув в последний раз на огненный столб, в котором, как в объятии, слились Абу аль-Хакум и Сахр эль-Дженни, она на четвереньках поползла прочь. Лес черных деревьев сморщивался и опадал темной пылью. Воздух ходил волнами, дюны двигались. Позади нее со страшным грохотом, который будто обрушивался с неба, Агатовый дворец, как камень в жидкую грязь, погружался в песок.

В этом сотрясающемся и распадающемся мире пред изумленной Аулией явилась почти позабытая фигура – Бахия, ее коза, самая старая и самая любимая в стаде. Коза приближалась. Аулия не дыша уже поднималась на ноги, когда вдруг увидела позади козы фигуру Лейлы: та шла ей навстречу, приветственно махая рукой.

– Мама! – крикнула она. И побежала к Лейле на дрожащих ногах, прихрамывая, как всегда.

Бахия встала у нее на пути. Аулия оттолкнула ее, но животное снова встало между ней и ее матерью. Аулия воскликнула:

– Прочь с дороги, коза!

Бахия отбежала и бросилась на приближавшуюся Лейлу.

– Нет! – крикнула Аулия. И вот тут она увидела волшебную антилопу: Хауаси стоял на кучке окровавленных лохмотьев. И поняла, что Лейла – всего лишь мираж, Сахр эль-Дженни в последний раз показывает ей свою ужасную силу.

– Гей, садись же на меня, Аулия, – негромко проблеял Хауаси на своем нежном языке. – То была не твоя мать. Я пришел за тобой. Пойдем отсюда. Это место проклято.

Путь на Сират

Хауаси с всадницей на спине скакал часами, не останавливаясь. Порой Аулия, прикрыв лицо рукавом, склоняла голову к его шее – было тяжело выносить столько света. Ей было холодно, по телу бежали мурашки, но иногда волнами накатывал жар, и лоб покрывался потом.

Воспоминания о случившемся были столь ужасны, что сознание ее мутилось. Сердце чуть не выпрыгивало из груди: кровь молоточками стучала в ушах и вздувала вены на висках. Дважды, боясь упасть, просила она антилопу остановиться, но Хауаси, на спине которого она сидела, ее то ли не слышал, то ли не хотел слышать. Почти полностью лишившаяся чувств девушка так крепко вцепилась в рога антилопы, что их спирали оставили на ее ладонях саднящие отметины.

В безмолвии пустыни слышалось только привычное поскрипывание песка под копытами Хауаси и ее собственное прерывистое дыхание. Ее стала мучить жажда. Час шел за часом, и нехватка жидкости обращалась уже знакомой ей нестерпимой пыткой. Она услышала свои собственные слова, проговоренные сухим языком:

– Мне нужно попить.

Слова эти наполнили ее тоской. Сколько раз произносила она эту фразу в Агатовом дворце, ожидая бокала вина, от которого не отказалась бы и сейчас? Ей хотелось воды, но терзала ее и другая жажда.

Вино давало чувство сытости и умеряло тяжесть на сердце, но теперь она знала: оно одновременно лишало воли и едва не превратило ее в смиренную супругу джинна.

Хауаси, не замедляя шага, глубоко вздохнул. И, резко мотнув головой, показал ей на далекий – до того мгновенья неразличимый для Аулии – силуэт одиноко стоящего дерева.

Это был тамариск в окружении кустиков, выросших на песке. Когда они оказались в скудной узорчатой тени, отбрасываемой тонкими веточками, антилопа остановилась.

Ничто в облике животного не говорило о том, что оно долгие часы неслось под солнцем галопом. Шкура не в поту, дыхание не сбилось.

Аулия с трудом спешилась и сделала несколько шагов. Ноги затекли, ягодицы болели. Голова кружилась от жажды, страха и солнца, и она упала на колени. А когда попыталась подняться, то вспомнила, что трость черного дерева с серебряным наконечником провалилась сквозь землю вместе с Агатовым дворцом. Воспоминания накатывали волнами. Аулия противостояла их натиску, обняв ствол дерева и закрыв глаза.

Один за другим вставали перед ней образы, которые она или позабыла, или считала снами: путь через пустыню, ее магические способности, ее безумие. Превращение в тушканчика (на этом она с удовольствием на пару минут задержалась, до мельчайших деталей припоминая и как далеко она прыгала, и горькую свежесть сочных корешков, и невероятный вид пустыни с вершины Ахаггара), оазис, свою встречу с Хауаси.

Открыв глаза, она увидела белую антилопу. Хауаси подошел, будто его позвали, и встал рядом. Аулия спросила:

– Гей, Хауаси, что стало после бури?

– Много зверей погибло, – ответил он. – Оазис исчез.

Аулия заплакала. Антилопа слизывала языком слезы с ее щек, а она рыдала: оплакивала животных, жалела о том, что позволила себя целовать Сахру эль-Дженни. Жизнь ее в Агатовом дворце была подобна болезни, и теперь следы этой болезни давали о себе знать. Она рыдала, забыв о жажде, лежа на песке с широко раскрытыми глазами, но ничего не видя.

Хауаси встал и вонзил рога в песок. Аулия встревожилась, но сердце ее радостно забилось, когда она увидела искрящуюся воду, которая фонтаном вырвалась из-под земли и оросила голову Хауаси. Вода пела:

– Еще не время тебе умирать. Мужайся.