Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Подпись к изображению, вырезанная из газеты, – «Дуров за работой – дрессировкой свиней». Прямой смысл коллажа – политический: Молотов, только что назначенный членом Политбюро секретарь ЦК, друг и соратник Сталина в борьбе с оппозицией, был активен в создании дружеских связей. Скорее всего, картинка иллюстрирует слухи в оппозиции об активном «перетаскивании на свою сторону» Молотовым других членов Политбюро в ходе застолий, в том числе Климента Ворошилова, в 1926–1927 годах проявлявшего политические колебания. Кто еще двое, изображенные Радеком на коллаже в виде свиньи и тюленя? 24 июня 1927 года, накануне совместного пленума ЦК и ЦКК по вопросу об оппозиции, Сталин пишет Молотову: «Что касается святой тройки (Р.+Ор.+В.), то о сем пока умолчу, т. к. поводов для разговора о ней будет еще немало». Точной расшифровки инициалов «тройки» нет, но за «Ор.» несложно увидеть Орджоникидзе, В. – с большой вероятностью Ворошилов, Р. – предположительно Рыков, имевший репутацию алкоголика (о постоянных застольях у Рыкова сообщает бежавший на Запад секретарь Сталина Бажанов). Рыков, в этом случае изображенный просто в виде свиньи, в абсолютно таком же виде – и с бутылкой пива в руках – появляется на другом коллаже Радека в компании таких же подписанных свиней. Орджоникидзе в этом случае опознается по длинным усам тюленя. Сталин называет их «святой тройкой», Радек в подписи к коллажу – «три друга».

Однако образ дрессировщика Дурова и тюленей на коллаже – вряд ли случайность. Восприятие фигуры Владимира Дурова в 1926 году отличалось от сегодняшнего. Для современников он не только дрессировщик, но в первую очередь самый популярный в России клоун, выступающий как с дрессированными зверями, так и без них: Молотов изображен в виде клоуна. Популярность Дурова в этот момент такова, что Моссовет в 1927 году даст (еще при его жизни) новое название улице Старая Божедомка, где располагался «уголок Дурова», – улица Дурова, что для непартийного современника было беспрецедентным. Дрессированная свинья в представлениях «уголка Дурова» «читала» книги. История же с тюленями была даже больше на слуху: Дуров в 1914 году предпринял дрессировку морских львов и котиков для военных целей, однако все животные были кем-то отравлены. В середине 1920‑х работа дрессировщика с ластоногими была возобновлена, но в это время Дуров был захвачен экспериментами по телепатии и передаче мыслей на расстоянии: в это же время его напарник по работе, биолог Бернард Кажинский, выпустил на эту тему популярную брошюру «Биологическая радиосвязь». Намек коллажа ядовит: Молотов изображается как будущий «телепат», управляющий сознанием членов Политбюро, очевидно, тайными антиоппозиционными сообщениями. Разговоры о телепатии, чрезвычайно популярные в Москве в 1925–1927 годах, марксист Радек, вероятно, презирал: с его точки зрения, в борьбе с оппозицией в передаче мыслей на расстоянии нет необходимости, достаточно закулисных договоренностей Молотова по указанию Сталина на частных пьянках у Рыкова.

Радек был аккуратен в композиции других работ. Скорее всего, контекст мог быть известен только узкому кругу и состоять в чьей-то удачно брошенной фразе, на несколько месяцев ставшей легендарной остротой: Радек – признанный чемпион того времени по чеканке таких фраз.

Да и соратникам ли это адресовано? Дело в том, что, в отличие от массы рисунков тушью и пером на заседаниях Политбюро Бухарина, Межлаука, других авторов из партийной верхушки, чьи работы отложились в нескольких коллекциях такой графики 1920–1930‑х годов, уникальные по технике коллажи Радека явно имеют другие психологические основания своего возникновения. Как и комментирующая официальные заседания графика, эти коллажи – продукт нахождения автора между приватностью и ограниченной публичностью: создавая и шарж, и коллаж такого рода, автор никогда до завершения работы (а возможно, и после) не мог знать, удастся ли работа и покажет ли он ее кому-нибудь вообще. Но коллаж, в отличие от шаржа, в силу его технических особенностей создается в интимной обстановке, на рабочем столе. Невозможно вообразить даже эксцентричного Карла Радека, с ножницами и клеем заседающего в Исполкоме ИККИ, тогда как Бухарин с пером и двумя разноцветными бутылочками чернил на заседании Политбюро не вызывал ни у кого никаких вопросов и даже не привлекал внимания. В шаржах 1920‑х силен элемент мгновенной коммуникации, усиленный тем, что сосед справа, слева или сзади в любой момент имеет возможность через плечо увидеть, что именно ты рисуешь, – этот элемент при создании коллажей Радека отсутствовал. Мы даже не знаем, видел ли кто-либо эти весьма злобные и язвительные карикатуры до ареста Радека через 10 лет – или же они спокойно лежали в его личном архиве до того, как стали достоянием следователя НКВД в 1936 году.