Багровый берег

– Поверь мне, лучше забыть об этом. Мне еще предстоит завершить это дело так, чтобы сошлись все нити.

Констанс не сказала ни слова, она почти не слушала, о чем он говорит. Сердце ее учащенно билось, ему стало тесно в груди. По всему ее телу побежали мурашки. Рука Пендергаста, лежавшая на ее руке, обжигала, как кипяток. Молодую женщину охватила буря эмоций. Почти не понимая, что делает, словно ею управлял кто-то другой, она вытащила свою руку из-под руки Пендергаста и накрыла его руку своей. Очень медленно подняла его руку с покрывала и положила себе на колено.

Пендергаст напрягся всем телом. Его мерцающие серебристые глаза, в которых отражались язычки пламени, заглянули в глаза Констанс.

Так же медленно, очень медленно она потянула его руку вверх, под платье.

Время как будто застыло. А потом Пендергаст повернулся к ней так резко, что его бокал упал на пол и разлетелся на тысячу осколков. Одной рукой он сжал внутреннюю поверхность ее бедра, а другой рванул ее платье на груди, так что пуговицы отлетели. Его губы впились в ее… и внезапно он так же резко отстранился. Констанс еще не успела понять, что происходит, а он уже гибким движением поднялся с кровати. И зачем-то начал дрожащими руками собирать осколки своего бокала и кидать в корзину для мусора. Констанс просто смотрела на него, не в силах ни двигаться, ни думать.

– Я очень сожалею, Констанс, – услышала она его голос. – Кажется, я порвал твое платье.

Она по-прежнему не могла вымолвить ни слова.

– Ты должна понять. Я – мужчина, ты – женщина… я люблю тебя сильнее, чем любую другую живую душу на земле…

Говоря это, он продолжал собирать осколки.

Наконец Констанс обрела голос:

– Перестань суетиться.

Он замер, остановившись между столом и гаснущим камином. Его лицо залилось краской.

– Я чувствую, что особая природа наших отношений не позволяет нам действовать, поддавшись чувствам, которые мы можем…

– Да замолчи же ты!

Он замолчал. Стоял и смотрел на нее.

Констанс поднялась на ноги. Она почувствовала смятение, потом растерянность и, наконец, унижение и гнев. Все ее тело дрожало.

– Констанс?

Резким, неистовым движением руки она сбросила со столика второй бокал, разбив его о камин:

– Подбери и это, почему бы и нет?

Потом она повернулась, решительно подошла к двери и широко распахнула ее.

– Постой! – крикнул ей вслед Пендергаст. – Не оставляй…

Но конец фразы был оборван, когда Констанс захлопнула дверь и побежала вниз по лестнице в свой номер.

42

Персиваль Лейк отвернулся от окна, выходившего на высокий обрыв, внизу которого бушевал Атлантический океан. Шторм оказался довольно сильным. Каждый поворот луча маяка заливал мимолетным светом далекие дюны и океан, высвечивал линию белых бурунов, с ревом набрасывающихся на берег. Свет в доме был отключен, но на маяке имелся свой аварийный генератор, предоставленный Береговой охраной, и он обеспечивал работу маяка в любую погоду.

Когда Лейк отошел от окна, Кэрол уже зажигала последние свечи, мерцающие на каминной полке и на столах в гостиной. Вместе с теплым сиянием пламени в массивном каменном камине это создавало в комнате прелестную атмосферу. Электричество здесь, на конце линии, отключали часто. Лейку это нравилось… если только не продолжалось слишком долго.

Кэрол выпрямилась. В последние дни она казалась нервной и изможденной, но теперь снова стала самой собой.

– Обожаю пламя свечей, – сказала она.

Лейк подошел к ней и обнял:

– У меня есть идея. Особенная идея.

– Знаю я твои особенные идеи, – сказала она, упираясь локтем в его живот.

– Нет, это другая. Идем со мной. – Он взял Кэрол за руку и, прихватив свечу в подсвечнике, направился к двери подвала. – Идем.

Он повел ее вниз по узкой лестнице. Рев шторма туда почти не доносился, а поскрипывание стыков старого дома звучало громче.

– Что это ты придумал? – спросила Кэрол.

– Сейчас увидишь.

Он прошел по подвальному коридору, мимо скульптурной мастерской, в другую часть подвала, самую старую. Здесь после кражи все еще царил кавардак. Стеллажи, на которых прежде стояли бутылки, лежали на полу среди осколков стекла и запахов вина. Ниша, обнаруженная Пендергастом, оставалась незаделанной, открытой, с ржавыми цепями внутри. Только представить себе, что все эти драгоценные бутылки лежат на дне океана! Лейк обогнул пустые стеллажи и подошел к деревянному ящику «Шато О-Бракиланж».

– Подержи, – сказал он, передавая Кэрол свечу, потом нагнулся и снял крышку.

Бутылки находились в деревянных ячейках. Одна ячейка была пуста – эту бутылку он отдал Пендергасту. Лейк вытащил еще одну бутылку.

– Ну, если уж я взял одну, давай выпьем и вторую.

– Правда? А разве она не стоит десять тысяч долларов?

– Больше, гораздо больше. Но мы не становимся моложе, а для чего существует вино, если не для того, чтобы его пить?

– Может, это ты не становишься моложе, – со смехом сказала Кэрол. – Как бы то ни было, хоть мы и прожили вместе столько времени, но я ничего не понимаю в вине. Ты попусту потратишь его на меня.

Он обнял ее: