Балканы. Красный рассвет

А потом, когда люди полковника Перье, уже от лица Свободной Франции, заняли станцию Фастов, на нее с разбегу выскочил разведбат прорвавшей фронт Таманской дивизии. Его бойцы премного удивились, когда навстречу им вышел парламентер под белым флагом и на ломаном русском (привет испанским интербригадам и Коминтерну) сообщил, что занявшая город Фастов восемнадцатая пехотная бригада французского легиона восстала против фашистов и желает перейти на сторону Красной Армии. А потом от командования пришло подтверждение, что французов не надо не только убивать, но и разоружать. Мол, есть такая советско-российско-французская договоренность, где за французов подписался Де Голль, а не этот старый маразматик Петен. И случилось братание, причем с эпитетом «восторженное». Как нам рассказали, тут было прямо индийское кино, когда все пляшут и поют революционную Марсельезу… Правда, к тому моменту, когда мы приехали, этот цирк уже закончился и французы занялись полезным делом – то есть стаскиванием немецких и венгерских трупов в одну большую кучу, чтобы они не валялись где попало и не мешали бойцам и командирам железнодорожного батальона РККА приводить станцию в работоспособное состояние.

Потом, немного подумав, я пришла к выводу, что в действиях полковника Перье не было ровным счетом никакой случайности, а все заранее так и было им задумано: довести свою часть до фронта, а потом в последний момент развернуть штыки в обратную сторону. Французы бошей (то есть немцев) любят немногим больше, чем месье Сатану, так что эта идея была удачной. А навели меня на эту мысль мои старые знакомые из разведупра Экспедиционных сил: полковник российской армии Семенцов и подполковник РККА товарищ Голышев, которые тут, в Фастове, объявились практически одновременно с нами, журналистами. И ходят они с таким видом, будто получили на день рождения по большой шоколадной конфете. Эту же версию подтверждает и то, что французы, несмотря на свою бывшую принадлежность к национальному легиону СС, считаются не военнопленными, а союзниками, перешедшими на сторону второй антигитлеровской коалиции. Я так понимаю, по законам жанра операция должна была называться «Реверс» и касаться не одной этой пехотной бригады. Но об этом молчок, ведь это не больше чем мои домыслы и догадки.

Кстати, пока французов не отправили в тыл, интересно было бы встретиться с этим полковником Перье и взять у него интервью. Наверняка ему есть что рассказать российским и советским корреспондентам. А я едина в двух лицах, поскольку имею контракт не только с телеканалом «Звезда» по ту сторону Врат, но и с советской армейской газетой «Красная звезда», которой меня сосватал Константин Симонов. Говорят, над интервью с Гудерианом там просто рыдали, да и генерал Обстфельдер получился неплох… Если вы не любите немцев, то это значит только то, что вы не можете их грамотно приготовить. А я могу. Германские генералы «в собственном соку» получаются у меня просто объедение.

Но прежде чем встречаться с французским полковником, мне необходимо получить разрешение от армейского начальства. Это местных жителей по поводу зверств фашизма я могу интервьюировать в свое удовольствие, а на остальное требуется получать одобрение. А ну сболтнет полковник красивой девушке какой-то чужой секрет – и что потом мне делать, если материал уже уйдет в эфир?

Когда я обратилась за разрешением, полковник Семенцов некоторое время молчал, очевидно, решая, как поступить правильней: одобрить мою инициативу или прогнать нахальную журналистку прочь. С Обстфельдером и Гудерианом разрешение я получала гораздо быстрее – наверное, потому, что это были враги, да и враги эти уже не могли выдать никаких действующих секретов, ибо подчиненные им соединения были разгромлены, а сами эти немецкие генералы утратили контроль за ситуацией. Тут же все было иначе. Наверняка в интервью могут быть упомянуты люди, находящиеся сейчас по другую сторону фронта, и неуместное упоминание их фамилий или даже намек на их существование может изрядно осложнить чью-то жизнь.

Как оказалось, мысли полковника Семенцова и вправду текли в том же направлении.

– А теперь, товарищ Максимова, – сказал он, глядя на меня с оценивающим прищуром, – в двух словах объясните нам с товарищем Голышевым, какова на самом деле цель и задача этого интервью. Ну взяли вы его – и что дальше?

– Задача этого интервью, – уверенно ответила я, – показать, что на самом деле Европа, ее народы, стоят не на стороне Гитлера, а на стороне тех, кто бьет фашистов и в хвост и в гриву. Показать, что Франция не сломлена, что она готова сражаться, что капитуляция ее нынешнего политического класса – это не конец, а только самое начало войны. Плюс один к карме – нам, и по большому минусу – Гитлеру и его прихвостню Петену.