Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Я не могу понять, на каком основании Вы называете ее безденежной. Это правда, я не давала Вам денег именно в то время, когда Вы писали расписку, но ведь в ней и сказано, что деньги

Вы напрасно думаете, будто меня мучила мысль о том, что я хочу действовать против Вас при помощи безденежной расписки, потому что по совести вовсе не считаю эту расписку безденежной; мне нужно совсем не это, а то, что я вынуждена прибегать к таким средствам, которые совсем не в моем характере и не согласны с моим образом мыслей. Если бы не было между нами другого дела, никогда бы я не подумала говорить об этих деньгах, которые я давала не имея в виду требовать их обратно, и которые никогда и не потребую, если Вы не будете препятствовать разводу[580].

Когда Анне было предъявлено это письмо, она заявила, что по закону оно не является доказательством и что если из него и следует что-либо, так то, что долг не был безденежным. Она продемонстрировала довольно тонкое понимание закона, указывая, что ее заявление, согласно которому в будущем она не собиралась требовать свои деньги назад, было не условием займа, а просто намерением, от которого она всегда могла отказаться. А даже если бы эти деньги являлись подарком, она все равно могла потребовать их обратно в силу статьи 974 Свода законов гражданских «за клевету и оказание явного [ей] непочтения» со стороны мужа. А угрожала ли она в этом письме мужу или нет, было совершенно несущественно, поскольку это никак не было связано с вопросом о том, была ли долговая расписка безденежной.

Неизвестно, какое решение в итоге вынес бы суд, но, так или иначе, муж решил не испытывать судьбу. В марте 1866 года Анна Шевич уже значилась женой титулярного советника Попова и, согласно сообщениям, находилась за границей. Суд вынес постановление о закрытии дела, поскольку жена, «возвратя [долговую расписку] мужу, признала ее не требующей удовлетворения»[581]. Это дело, пожалуй, особенно интересно для нас в том смысле, что в нем четко просматриваются условия успеха тяжбы в дореформенном суде: во-первых, определенная хитрость; во-вторых, доступ к квалифицированному профессиональному содействию; и, в-третьих, понимание того, что обращение к судебной системе зачастую действовало более эффективно в случае угрозы тяжбы, чем в случае реального иска.

Долговые обязательства могли использоваться мужьями и для того, чтобы завладеть той частью имущества жен, которая по закону являлась неприкосновенной. Например, другая известная романтическая писательница середины XIX века, генерал-майорша Екатерина Лачинова, в 1837 году выдала мужу письменное обещание выдать ему 30 тыс. рублей ассигнациями из приданого в 100 тыс. рублей, которое якобы давал за ней отец, чтобы Лачинов из этих денег оплачивал расходы на протяжении первых семи лет брака. Суть договора сводилась к тому, что в том случае, если бы отец, камергер Петр Шелашников (богатый откупщик), не выдал этих денег, то муж все равно мог бы получить эту сумму посредством долговой расписки. Мать жены подписала поручительство за этот долг «для прекращения возникшего между генералом Лачиновым и женой его супружеского раздора». В 1847 году Лачинов подал на жену и ее мать в суд, но проиграл дело[582].