Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

В данной главе предпринята первая систематическая попытка исследовать связи между кредитными взаимоотношениями и семейными и родственными структурами в Российской империи. Члены семьи помогали друг другу справиться с кредитным бременем, но в то же время защищали свои финансовые и прочие интересы друг от друга, используя те же отношения кредита. Это относится как к родителям и детям, которые должны были обращаться со своими тяжбами в специальный совестный суд, так и к супругам, обладавшим в России раздельной правовой субъектностью и с готовностью извлекавшим выгоду из этого правового режима. Законы, к которым обращались в ходе этих семейных конфликтов, как и семейные стратегии, также использовались самыми разными способами. В первую очередь применялся режим раздельной семейной собственности, поскольку с его помощью можно было противодействовать попыткам кредиторов изъять имущество их должников. Закон мог, однако, служить и основой для тех стратегий, которые, скорее всего, не имел в виду законодатель: например, в тех случаях, когда жены защищали свои интересы либо мужья пытались завладеть собственностью своих жен. В целом законы, связанные с кредитом и семейными структурами, в первую очередь представляются инструментами, использовавшимися в целях защиты и обеспечения интересов собственников, причем необязательно именно тех интересов, для охраны которых эти законы предназначались первоначально.

Часть II. Кредит и право

Ил. 6.1а и 6.1б. И. Алексеев. Группа чиновников (1851). Калужский государственный областной музей

Глава 6. Должники и чиновники

Несмотря на то что культура кредита в России опиралась на усмотрение и инициативу частных лиц, в той же мере она зависела и от имперского аппарата управления. Если не считать тех случаев, когда долги не были отражены ни в каких документах и выплачивались либо прощались без всяких споров, государственные институты воздействовали на сделку с того дня, когда она официально регистрировалась, и до того дня, когда долг оказывался погашенным либо суд выносил окончательное решение. В предыдущих главах этой книги было показано, каким образом на практике применялись законы империи, регулировавшие культуру кредита, начиная от правил, предписывавших возможные формы долговых сделок, и кончая правилами, определявшими, кто мог и кто не мог быть участником кредитной сети. Сейчас же мы обратимся не к законам самим по себе, а к повседневным контактам частных должников и кредиторов с чиновниками всех уровней, а также к взаимодействиям, происходившим после процедуры получения займа, но до того, как в дело вступали суды или конкурсные управления. Сюда входят формальные процедуры взыскания долга, осуществлявшиеся обычной полицией, полуофициальные взаимодействия, в ходе которых губернаторы и жандармские офицеры использовали свои полицейские полномочия для вмешательства в долговые конфликты, и примеры неформального взаимодействия, к числу которых относятся взятки и подкуп, а также внесудебные переговоры и мировые сделки, участники которых нередко обходились без какого-либо непосредственного вмешательства со стороны должностных лиц, но при этом мотивами и руководством к действию им служили законы, как и возможность судебного процесса либо официальных санкций.

Несмотря на знаменитое утверждение Александра Гершенкрона о том, что в XIX веке царская власть в целом оказывала положительное влияние на экономическое развитие России, более часто в литературе встречается заключение, что роль правительства в целом была пагубной и что практики и принципы управления в империи были в целом ущербными. В частности, многие специалисты по экономической и институциональной истории считают, что российская бюрократия не справилась с задачей модернизировать управление империей и превратить Россию в правовое государство[590]. Это объясняют в том числе тем, что в России XIX века сохранялось полицейское государство XVIII века с его широчайшим административным регулированием всех аспектов жизни и недостаточной системой сдержек и противовесов, в то время как прочие крупные европейские нации во все большей степени делали ставку на формально независимые суды, участие общественности в политике и гражданское общество[591].

Сторонники другой линии рассуждений подчеркивают сохранение личной власти царя, отправлявшейся за счет бюрократического аппарата, не имевшего четкой структуры и страдавшего от нехватки подготовленных кадров[592]. Такие талантливые государственные деятели, как Михаил Сперанский и «просвещенные бюрократы» 1860-х годов, представляются как блестящие, но недолговечные и едва ли не трагические фигуры, которые были не в состоянии изменить общую картину[593].