Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

В тот момент проснулся и вышел из своей комнаты Бутиков-старший. В его присутствии Шкинский сразу же сбавил тон, утверждая, что просто принес важные бумаги. На это Бутиков – человек не чуждый бюрократическим процедурам – сказал, что «во всякое время он может приехать, а шуметь не годится». Тогда Шкинский покончил с любезностями и немедленно потребовал выдать ему либо деньги, либо сына, в чем Бутиков тут же отказал ему, да еще и оскорбил полицейского, заявив: «Я денег тебе не дам, и сына не дам, а привезу сам в час пополудни». Шкинский возмутился тем, что Бутиков обратился к нему на «ты», на что Бутиков ответил, что «ты» – «есть слово Божие и Христу Спасителю говорил ты».

Далее, согласно рапорту Шкинского, Бутиков произнес небольшую речь перед добросовестными, в которой, если дело обстояло именно таким образом, обнаружил знакомство с политической стороной Великих реформ: «Вы себя добросовестные свидетели унижаете, ибо Вы есть начальники квартальных надзирателей, а не они Ваши; Государь не верит полиции, а верит Вам. И потому Вы его, указывая на г. Шкинского, не слушайте…» После этого Бутиков сказал самому офицеру: «Не смей никогда ко мне ходить ни на фабрику, ни в дом мой, а то я тебя провожу иначе…»[612] Несомненно, это означало, что на Шкинского отныне не распространялось ставшее привычным гостеприимство Бутикова по отношению к московским чиновникам и полицейским. И это, надо думать, не сулило ничего хорошего для Шкинского, чье финансовое благополучие, несомненно, основывалось на неформальном покровительстве подобного рода.

Пока продолжался этот диспут между Шкинским и Бутиковым-старшим, поначалу также находившийся на лестничной площадке Бутиков-младший (Степан), который и был нужен полиции, незаметно покинул дом, с легкостью проскользнув мимо полицейских, карауливших снаружи. Поскольку после исчезновения Степана миссия Шкинского явно утратила смысл, Бутиков-старший удалился к себе в комнату, и Шкинский еще больше опозорился, продолжая стучать в дверь спальни Бутикова, требуя, чтобы ему выдали Степана, и угрожая произвести обыск и составить полицейский протокол. В ходе перепалки, своим повторяющимся ритмом напоминавшей народный сказ, Бутиков спрашивал у Шкинского: «Что тебе надо, зачем ты пришел?» Шкинский отвечал: «За его сыном», а Бутиков возражал: «Зачем ты его не брал» (предположительно, в то время, пока Степан еще не скрылся) – и на требования полицейского отвечал с неизменной твердостью, что не позволит полиции провести обыск, а «протоколов делай хоть два, а я тебе ни чернил, ни пера не дам». Тогда Шкинский был вынужден собрать своих подчиненных и вернуться в полицейскую часть, где и составил протокол. Примечательно, что прислуга такого богатого купца, как Бутиков, была беззащитна против внезапного полицейского налета, однако сам Бутиков был в состоянии дать отпор полиции даже после того, как та преодолела все линии обороны.

Утром частный пристав Пузанов вызвал Бутикова к себе в надежде уговорить его выдать сына. Старика продержали в части несколько часов, в течение которых он снова вступил в перепалку сначала со Шкинским, а затем и с Пузановым, которого тоже оскорбило фамильярное обращение Бутикова на «ты», на что Бутиков ответил, что он разговаривает так даже с генералами и что в любом случае он «в продолжении многих лет жил согласно с полицией и даже часто ходатайствовал за нее». Очевидно, представления Бутикова о том, что значит жить в согласии с полицией, отличались от представлений самих полицейских и он был готов отстаивать свою точку зрения. Примечательно, что, пока Бутикова удерживали в части, его не лишали свободы передвижения и не причиняли ему никакого вреда, если не считать того, что у него отобрали шубу. Пузанов отпустил купца лишь после того, когда Бутикова увидел явившийся в часть как бы случайно губернский стряпчий (то есть чиновник прокурорского надзора)[613]. Тем не менее вокруг дома Бутикова день и ночь несли караул полицейские, чтобы схватить Степана, если тот вернется домой.