Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Вместе с тем ясно, что эта общая неприязнь к Закревскому была вызвана далеко не только полученными им от царя полномочиями на поддержание порядка в Москве после европейских революций 1848 года; другой важной причиной являлось то, что он был чужаком в российских сетях влияния и своим возвышением обязан непосредственно императору. В реальности Закревский был кем угодно, но только не неотесанным простаком, которым он представлен во многих воспоминаниях современников: все же в 1812 году он возглавлял русскую военную разведку. Тем не менее он был плохо образован и происходил из дворянской семьи, не обладавшей ни богатством, ни хорошими связями. Его жена, урожденная графиня Аграфена Толстая, была богатой наследницей и знаменитой красавицей, но тем не менее ее также чурались в московских аристократических кругах. Как вспоминал Борис Николаевич Чичерин (1828–1904), даже в пору наибольшего влияния Закревского москвичи, охотно посещавшие его грандиозные балы, избегали сближения с его семьей[625].

Такое уязвимое социальное положение ограничивало сеть личного влияния Закревского по сравнению с губернаторами, принадлежавшими к более аристократическим кругам, и потому апологетов у него было намного меньше, чем врагов. Мемуарист Дмитрий Иванович Никифоров (1833–1907), один из немногих его знакомых, продолжавших навещать Закревского и после того, как тот оказался в опале, считал, что тот в принципе был «правдивым» человеком, в крайних обстоятельствах пренебрегавшим законами ради торжества справедливости. То, что Закревский «не терпел ростовщиков», Никифоров расценивал положительно. Однажды Закревский лично порвал векселя, выписанные расточительным молодым купцом соблазнившей его авантюристке, а в другой раз заставил ростовщика дожидаться у себя в кабинете, без всякой возможности вмешаться, пока дворянка, обратившаяся к губернатору за помощью, поспешно заключала и регистрировала договор продажи, который должен был сделать ее собственность недосягаемой для заимодавца.

Эти случаи можно рассматривать как превосходные примеры самовластия Закревского и его презрения к закону, если только не принимать во внимание, что в первом эпизоде «авантюристка» все же получила возможность изложить свою версию событий лично Закревскому и что во втором эпизоде ему пришлось прибегнуть к довольно рискованной уловке вместо того, чтобы проявить свою власть каким-либо более непосредственным образом[626]. Даже имея дело с губернскими чиновниками более низкого ранга, Закревский отдавал предпочтение политическим маневрам перед открытой конфронтацией. Например, такой недоброжелатель Закревского, как Селиванов, глава Московской палаты уголовного суда, отмечал, что, хотя граф учредил над ним полицейский надзор, у него не было полномочий или власти для того, чтобы просто сместить его, и в конце концов графу пришлось обратиться к посредничеству другого чиновника, чтобы снова наладить отношения между ними[627].

Власть губернаторов ограничивалась также штаб-офицером Корпуса жандармов, назначавшимся в каждую губернию с поручением неофициального надзора над губернатором. Кроме того, выборные губернские предводители дворянства происходили из видных и богатых семейств, не менее влиятельных, чем семьи самих губернаторов. Согласно неписаному обычаю губернаторы и предводители дворянства конфликтовали друг с другом. Судя по всему, влиятельному предводителю дворянства было несложно использовать свои петербургские связи, чтобы побудить Сенат провести ревизию губернии. Ее итогом могла стать рекомендация сменить губернатора, что и произошло, например, с курским губернатором Андрианом Устимовичем в 1850 году[628]. Карьера ключевых должностных лиц в судебной сфере не зависела от губернаторов. Это правило, что важно, относилось к председателям, помощникам председателей, асессорам и даже секретарям губернских палат гражданского и уголовного суда: все они либо назначались Петербургом, либо избирались местными дворянами или купцами. Даже некоторые из важнейших полицейских чинов, по крайней мере в крупных городах, назначались лично царем. Наконец, губернаторам не полагалось владеть имениями в своей губернии.