Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

В тех случаях, когда уголовное дело не возбуждалось, у губернатора имелось еще меньше возможностей, чтобы повлиять на исход тяжбы. Можно сослаться на вышеупомянутое дело Ивана Бутикова, жаловавшегося на превышение полномочий полицейскими, ворвавшимися к нему в дом, чтобы арестовать его сына за долги[633]. Одновременно с расследованием действий полиции канцелярия губернатора расследовала и ростовщические операции заимодавцев Бутикова-младшего. Губернатор Тучков избрал для вмешательства такой же путь, к которому он прибегал и прежде: он вызвал к себе кредиторов Бутикова и стал увещевать их договориться с Бутиковым во внесудебном порядке. Двое из кредиторов, купец Сабанин и чиновник Иванов, согласились и «добросовестно рассчитались» с Бутиковым, однако третий кредитор, губернский секретарь Логотини (или Логатино), «несмотря на сделанное ему внушение, решительно отказался от расчета» и подал прошение «о направлении дела законным порядком». Чуть позже, в июне 1860 года, Тучков и шеф жандармов, князь Долгоруков, сошлись на том, что, так как не было «возможным понудить Логатино административными мерами к окончанию дела», надо дать взысканию законный ход, но лишь при условии, что Логатино, как «предосудительный ростовщик», будет выслан из Москвы[634].

Если российские чиновники в самом деле презирали закон и правила судопроизводства, то как объяснить тот факт, что Тучков и Долгоруков не могли просто потребовать от полиции или судов закрыть дело против Бутикова, которое продолжало разбираться предписанным порядком? Еще более примечателен упорный отказ Логотини пойти навстречу властям; возможно, объяснение заключается в тех надеждах на либерализацию в стране, которые он питал в начале 1860-х годов, но в любом случае отсюда вытекает, что его собственность была для него важнее, чем благосклонность высокопоставленных лиц.

В некоторых случаях вмешательство губернатора могло быть еще менее эффективным. Так, один из персонажей дела, схожего по сути с двумя предыдущими, ростовщик Семен Брюхатов, попал под суд за обман дворянина Абрамова, заем которому был выдан под залог имения с крепостными[635]. Это был лишь один из эпизодов проводившегося канцелярией губернатора обширного расследования хищнических ростовщических операций Брюхатова, жертвами которых стали еще примерно десять молодых состоятельных москвичей. В состав особой комиссии, учрежденной указом губернатора от 16 марта 1865 года, вошли полковник Сочинский (депутат от прокуратуры), губернский стряпчий Павловский, полковник Воейков из Корпуса жандармов и чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Савельев. Несмотря на весь нажим, которому подвергся Брюхатов, он отказался выпускать Абрамова из долговой тюрьмы и даже вынудил его пойти на мировую сделку, которую Абрамову впоследствии удалось расторгнуть.

В аналогичной ситуации оказался и разорившийся граф Дмитрий Толстой, отец которого уведомил жандармов о том, что один из кредиторов, «перекрещенный из евреев» купец Дмитрий Городецкий, воспользовался юностью Толстого и выдал ему вдвое меньшую сумму, чем значилось в долговых документах. В ответ жандармский полковник Воейков написал, что о Городецком «неоднократно слышны были самые неодобрительные отзывы» о занятии незаконным ростовщичеством и что он дошел до того, что отобрал у молодого графа личную одежду. При том что антиростовщические настроения московских высших классов и властей для нас неудивительны, примечательно то, что процедуры взыскания долга с Толстого и признания его банкротом продолжались несмотря на вмешательство жандармов и были прекращены лишь после того, как отец достиг соглашения с кредиторами его сына[636].