Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

При явной размытости границы между делами юридического и неюридического характера важно помнить о том, что она продолжала оставаться такой в течение долгого времени и после реформ, а русские юристы по-прежнему решали различные менее примечательные задачи, включая взимание долгов – даже после того как самые удачливые из их числа после 1866 года стали присяжными поверенными[833]. Мы уже встречались с видным московским поверенным Александром Салтыковым, который десятилетиями расхищал деньги своих клиентов, а в 1891 году сбежал из города и инсценировал свое самоубийство. Помимо успешной юридической практики, он помогал своим высокопоставленным клиентам вкладывать деньги в займы и закладные, пользуясь авторитетом юридической профессии в пореформенной России[834]. Он обнаружил, что «инвестировать» в подложные закладные гораздо проще, чем в реальные. Его клиенты начали что-то подозревать лишь спустя много лет, потому что он расплачивался с ними за счет поступлений от новых «инвестиций». Связь между юридическим представительством и коммерческо-финансовой активностью не была уникальной российской чертой: в англо-американском юридическом мире адвокаты распоряжались собственностью, взыскивали долги и выполняли многие другие оплачиваемые функции[835].

Те дореформенные поверенные, которые действительно занимались судебными делами, обычно были как-то связаны с государственной службой или сами прежде где-то служили. Поверенным мог быть человек с очень низким официальным статусом. Например, богатый и знающий законы владелец крупных общественных бань в Москве, оказавшись ответчиком по иску не менее богатого полковника Никитина из-за долга в 110 тыс. рублей, нанял полицейского писца Николая Семенова, чтобы тот составлял для него судебные прошения[836]. Многих других истцов и ответчиков по долговым тяжбам представляли поверенные, имевшие небольшие военные или гражданские чины. Например, когда купец Марщев был посажен в тюрьму за свой долг казне, связанный с винным откупом, его неграмотная жена, с помощью подпоручика Могилевича, подала прошение о его освобождении, предлагая себя в качестве поручителя[837]. В деле о подлоге с участием московского купца Степана Тихомирова, якобы ставшего жертвой мошенничества, другого купца, Якова Чистякова, представлял губернский секретарь Константин Ложкин, обратившийся в марте 1867 года в Палату с просьбой позволить ему изучить дело и дать «объяснения» суду; ему было заявлено, что дело уже было рассмотрено судом, но он все равно может дать свои пояснения[838]. Между прочим, из этого дела также следует, что адвокат мог обслуживать подсудимого на уголовном процессе в дореформенном суде и в отсутствие публичного суда присяжных.

В случае еще одной долговой тяжбы жена коллежского советника Стрекалова наняла коллежского асессора Михаила Рахманинова, чтобы тот защищал ее как ответчицу по иску ее кредитора, дворянина Фалеева[839]. Судя по всему, Ложкин и Рахманинов были юристами средней руки, в равной степени далекими как от рядов простых стряпчих, так и от весьма преуспевающих поверенных с университетскими дипломами. Последние поверенные работали на самых богатых и влиятельных клиентов – таких, как богатый купец-старообрядец и текстильный фабрикант Иван Бутиков, который в начале 1860-х годов вступил в серьезный конфликт с полицией из-за взыскания долга с его сына. Благодаря своему богатству Бутиков мог воспользоваться услугами титулярного советника Михаила Аристова, в одной из полицейских бумаг охарактеризованного как «известный в Москве адвокат»[840]. Судя по всему, Аристов специализировался на том, что представлял богатых купцов в запутанных коммерческих тяжбах и делах о банкротстве, включая и подачу прошений в Сенат[841]. В 1866 году он стал одним из первых московских присяжных поверенных[842].

В случае юного мота графа Дмитрия Толстого переговоры с кредиторами вел представитель его отца Шимановский, в итоге скупивший бóльшую часть долговых обязательств сына. Это дало отцу возможность контролировать ход процедуры банкротства[843]. Дворянка Анна Фалеева, выступая ответчицей по долговому иску в начале 1850-х годов, в своих прошениях суду упоминала о том, что она истратила много денег на наем поверенных с тем, чтобы те вели за нее апелляционное производство в Санкт-Петербурге[844].