Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Аналогичным образом отставной канцелярский служитель Дмитрий Зайцев, нанятый с тем, чтобы найти денег для надворной советницы Марии Скребковой, как мог знать, так мог и не знать, что она пыталась обмануть своего кредитора, штабс-капитана Георгия Балакана, но в любом случае он был арестован и предстал перед судом вместе со Скребковой; защищаясь, Зайцев заявлял, что был введен ею в заблуждение, не зная, кто именно будет заемщиком. В результате ему удалось доказать, что в ключевой момент, когда Скребкова и ее сообщник подписывали фальшивое заемное письмо, он находился в другой комнате, а потому не был в курсе происходящего[868].

Еще один сводчик, Тихон Николаев, в 1855 году помог коллежскому регистратору Шереметьевскому взять взаймы 100 рублей у мещанина Иванова, но оказалось, что в долговой расписке значилась сумма 200 рублей. Поскольку сводчик не смог предотвратить этого недоразумения, Шереметьевский возбудил уголовное расследование по обвинению в подлоге и ростовщичестве. Когда Иванов случайно увидел Николаева в здании московских присутственных мест, то стал громко упрекать его в том, что тот нашел ему клиента, не пожелавшего принять правила игры, а также в том, что Николаев свидетельствовал против него. Николаев назвал его «ростовщиком», а Иванов в ответ обозвал его «дураком». Это единственное имеющееся в источниках указание на то, что подобные сводчики, вероятно, должны были выступать в качестве поручителей за потенциальных участников трансакции, а не просто знакомили их друг с другом[869].

Более богатые заемщики, которые были в состоянии нанять управляющего, могли доверить ему поиск источников займов, причем как на конкретную сумму, так и с правом брать взаймы всякий раз, когда это было можно или нужно для выполнения ими своих обязанностей. Управляющие лишь в отдельных случаях получали полномочия для взыскания денег с того или иного человека или получения у него займа; как правило, наниматель давал управляющему карт-бланш на получение займов от своего имени[870]. Согласно общему правилу, наниматель указывал максимальную величину кредитов, на получение которых его агент имел полномочия, а все долги, сделанные от имени нанимателя, подлежали записи на верющем письме[871]. Те помещики, у которых не было наемных управляющих или которые не слишком доверяли им, могли воспользоваться услугами родственника или же своего доверенного или получившего вольную, но сохранившего связи со своими бывшими хозяевами крепостного крестьянина.

Например, статские советники братья Александр и Дмитрий Глебовы, представители важного чиновного семейства, наняли управляющим титулярного советника Николая Дмитриева, сына их бывшего крепостного, получившего свободу, который сам дослужился до коллежского асессора (чин 8-го класса в Табели о рангах) и тем самым приобрел статус потомственного дворянина[872]. Сам Николай имел более низкий чин 9-го класса и официально служил в Московском опекунском совете. В обязанности Дмитриева входило получение займов у различных частных лиц, ни никто из них не обладал таким же социальным статусом, какой был у Глебовых. Дмитриев десятилетиями поддерживал связи с некоторыми из этих заимодавцев. Встречаясь с потенциальными кредиторами, Дмитриев показывал им чистый лист бумаги (бланк) с подписями Глебовых и заявлял, что, если его патроны откажутся признавать долг, взятый Дмитриевым от их имени, он обратит этот лист в вексель и постарается взыскать с них эти деньги в суде. Убедившись таким образом в явном доверии Глебовых к нему, кредиторы спешили выдать деньги, даже не задаваясь вопросом, почему братья не могли просто выдать Дмитриеву обычное верющее письмо.

Хотя семья Дмитриева служила Глебовым десятилетиями, в 1835 году они якобы рассорились и Дмитриев получил расчет. Тем не менее он продолжал брать взаймы от имени Глебовых до 1839 года, когда братья наконец сочли нужным дать в газетах объявление об увольнении Дмитриева, после чего несколько кредиторов обратились с жалобами в полицию и к жандармам. Однако максимум, что они могли в тот момент сделать, – попытаться взыскать долги с безденежного Дмитриева. Мы можем только строить догадки о том, что заставило Дмитриева стать растратчиком – его собственные амбиции или (в случае, если Глебовы были соучастниками аферы) лояльность своим патронам, но все его кредиторы, один из которых знал его и его отца десятилетиями, отмечали, что он всегда платил в срок и тем самым завоевал их доверие.