Исследователи российского права на протяжении последних 150 лет интерпретировали эту структуру как доказательство раздробленного и ненадежного характера российского дореформенного судоустройства. Например, один историк утверждал, что российские суды были «разобщены и оторваны друг от друга» и что в стране «не существовало единой системы национальных судов, руководствовавшихся единым правом»[903]
. Любой юрист возразил бы на это, что все правовые системы в какой-то мере раздроблены, однако исследователи российского права экстраполируют структуру судов первой инстанции на правовую систему в целом, игнорируя те элементы судебной системы, которые были общими для всех сословий. Например, в состав судов губернского уровня входили заседатели от дворян и от купечества, которым недвусмысленно полагалось участвовать в разбирательстве по любым делам, «независимо от состояния тяжущихся»[904]. Сословные суды первой инстанции работали под пристальным надзором и контролем со стороны судебных палат. При более тщательном рассмотрении, дореформенная российская судебная система отличалась поразительно высокой степенью унификации даже по сравнению с позднеимперским периодом, когда в нецентральных российских губерниях новые суды вводились постепенно. Более того, никто из прежних исследователей не пытался выяснить, как сословные дореформенные суды функционировали на практике.Выясняется, что сословный принцип, заложенный в систему 1775 года, на практике не мог сохраняться в неприкосновенности – в первую очередь потому, что в рамках этой системы неизбежно вставал вопрос о юрисдикции при рассмотрении дел с участием членов различных сословий. Базовый принцип российского права, согласно которому с иском следовало обращаться в тот суд, в юрисдикции которого находился ответчик, явно наделял последнего преимуществом. В современных США подобные дела передаются из судов штатов в суды федерального уровня. В Российской империи всесословные губернские суды (палаты гражданского и уголовного судов) были перегружены, поскольку должны были пересматривать буквально все серьезные решения судов первой инстанции. Эта проблема еще более усугублялась, если в деле участвовало несколько ответчиков, принадлежавших к различным сословиям. В теории такие дела следовало разделять на отдельные процессы. Однако подобное разделение вступало в противоречие с принципом «процедурной неделимости», известным и в западноевропейском праве и запрещающим разбивать крупные дела с участием множества ответчиков на мелкие[905]
.Решение, предусмотренное в «Учреждениях» 1775 года, заключалось в совместном процессе в тех делах, которые «касаться могут вообще» до более чем одного суда[906]
. Даже в первые годы существования этой системы власти считали местных судей взаимозаменяемыми, невзирая на их сословную принадлежность. Например, когда один из двух выборных заседателей уездного суда был занят, его должен был заменять член нижестоящего суда для крестьян[907].Последующие законы и реорганизация судов привели лишь к дальнейшему размыванию сословного принципа. Павел I (1796–1801) упразднил суды второй инстанции, также организованные по сословному принципу, сохранив только первую инстанцию и внесословные палаты на губернском уровне[908]
. Очевидно, что эта реорганизация серьезно подорвала сословный принцип, потому что с того момента сословными остались только низшие и наименее значительные суды уездного и городского уровней.Взойдя на престол в 1801 году, Александр I не стал отменять нововведений Павла. Наоборот, он продолжил разрушать сословный принцип, упразднив специальные суды для крестьян и переведя государственных крестьян под юрисдикцию уездных судов, тем самым ликвидировав их чисто дворянский характер[909]
. Государственные крестьяне, относительно немногочисленные в XVIII веке, чрезвычайно выросли в числе в первой половине XIX века. Накануне отмены крепостного права в 1861 году они составляли почти две трети всех крестьян империи. Соответственно, судебная структура была видоизменена с целью учесть наличие представителей от крестьян в уездных судах: была усилена роль дворян, а заседателям-крестьянам было запрещено разбирать дела с участием одних только дворян[910]. Эта законодательная активность отражала стремление правительства усилить роль дворян как опекунов над прочими сословиями, но в то же время она подрывала изначальное раздробление судов и принцип социального равенства подсудимых и судей.