Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Самой примечательной чертой процедуры сопоставления почерков судебными канцелярскими служителями было приглашение множества канцелярских служителей из судов того же уровня, что и суд, в котором производилось сопоставление. Пример того, как эта процедура выполнялась на практике, дает дело о наследстве Андрея Благинина, к которому мы неоднократно обращались в данной книге с целью проиллюстрировать различные аспекты дореформенной судебной системы[968]. После того как брат Андрея, Петр, стал оспаривать подлинность долговой расписки, выданной ухаживавшей за Андреем Анне Антоновой, Московский надворный суд постановил сравнить подпись на расписке с подписями из счетных книг городской казны, в которых Андрей расписывался каждый месяц, когда получал пенсию. Сравнение производили чиновники-секретари, решительно разошедшиеся во мнениях: секретари 1-го и 2-го департаментов Московского магистрата и 2-го и 3-го департаментов надворного суда пришли к выводу, что подпись на долговой расписке имеет сходство с подписью, точно принадлежавшей Благинину, в то время как чиновники 1-го департамента уездного суда сочли, что подпись имела небольшое сходство в некоторых буквах, но полного сходства не нашли. Наконец, чиновники сиротского суда решили, что сходства почерка не было вообще. Таким образом, экспертиза дала совершенно неоднозначные результаты, да и сами «эксперты» затруднялись с выводами, в лучшем случае ограничившись не очень уверенным «имеет сходство»; если бы они были уверены, то сказали бы «имеет сильное сходство» или «имеет полное сходство». Как ни странно, судьи истолковали эти результаты в том смысле, что подпись на расписке была сделана не Благининым, и отметили это в своем вердикте, вынеся решение не в пользу Антоновой.

В деле Благинина число экспертов не указано, однако дело купеческого сына Клавдия Руднева, обвинявшегося в подлоге, представляется весьма типичным с этой точки зрения. Руднев сознался в том, что подделывал векселя своего отца. Однако секретари из «присутственных мест равных 1-му департаменту Магистрата» нашли, что якобы поддельные подписи «сходны» с подлинными подписями Руднева-старшего. В результате следствие оказалось в неудобном положении, а в деле оказался замешан и отец Клавдия[969].

С несколько иным подходом к идентификации почерка судебными канцелярскими служителями мы встречаемся в другом деле, разбиравшемся в то же самое время в том же уездном суде. Речь идет о деле генерал-майорши Твороговой, чья внучатая племянница судилась с наследниками своей двоюродной бабки из-за долга, оставшегося от старухи, якобы выдавшей незадолго до смерти соответствующую долговую расписку[970]. Ответчик, князь Сергей Алексеевич Долгоруков, в начале процесса был амбициозным молодым бюрократом, а к концу процесса превратился в одного из наиболее высокопоставленных должностных лиц империи; неудивительно, что он сумел притормозить процесс на несколько лет, не найдя подходящего документа для сравнения почерков. После того как суд все равно провел почерковедческий анализ, обойдясь только документами истца, Долгорукову удалось оспорить результаты экспертизы посредством косвенной апелляции, но в конце концов пришлось предоставить свои документы. Всего состоялось три процедуры сопоставления: первые две были проведены в Московской палате уголовного суда, где долговая расписка сравнивалась с зарегистрированными адвокатскими полномочиями и с распиской, выданной в связи с продажей недвижимости; третья была проведена в Палате гражданского суда с использованием всех имеющихся документов.

В первой экспертизе участвовало 180 чиновников, из которых 22 сочли, что подписи на документах «совершенно сходные», 6 решили, что они «имеют малое сходство», 146 – что они «не имеют сходство», а еще 6 «сделали отзыв, не заключающий в себе положительной определительности». Во второй экспертизе приняло участие 182 чиновника: 164 вынесли решение о том, что подписи «сходны», а оставшиеся 18 – о том, что они «сходны лишь в некоторых литерах». Наконец, в третьей экспертизе участвовало 124 должностных лица, из которых 97 обнаружили сходство подписей, 18 – что почерк «имеет некоторое сходство», а 6 – «вовсе не имеет сходства». В целом из этих 486 лиц 283 подтвердили сходство подписей, 152 отрицали ее, а 51 не смог прийти к однозначному выводу. Исходя из этих результатов, сначала Московский уездный суд, а затем, после апелляции, Московская палата гражданского суда и 7-й департамент Сената решили дело в пользу Твороговой. Однако Долгоруков подал еще одну апелляцию, и общая сессия московских департаментов Сената постановила, что вышеназванные 283 эксперта не являются истинным большинством, так как в их число вошло 146 должностных лиц, в ходе первой экспертизы отрицавших какое-либо сходство подписей. Было решено провести еще одну экспертизу, но ее результатов мы не знаем, хотя процесс по данному делу тянулся еще и в 1870-х годах.