Читаем Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского полностью

Другие предприимчивые богатые помещики также брали взаймы у кредиторов, находившихся на куда более низких ступенях социальной лестницы. Например, коллежский секретарь Петр Зубов, получивший в наследство от своего брата 3 тыс. крепостных и несколько фабрик, также унаследовал от него долги 11 лицам, включая трех чиновников, одного дворянина с неустановленным статусом, одного иностранного купца, трех русских купцов и трех мещан. К этим долгам добавились долги самого Зубова армейскому поручику и жене чиновника. Его единственным высокопоставленным кредитором была жена коллежского советника (6-й класс). В документах нет сведений, были ли среди дворян-кредиторов Зубова такие же, как он, богатые землевладельцы, однако половину его задолженности составляли долги представителям коммерческих и городских сословий; ясно то, что Зубов, несмотря на его немалое богатство и его якобы отчаянные попытки привести в порядок свое расстроенное имение, либо не желал, либо был не в состоянии брать взаймы преимущественно у тех, кто был ему ровней[335].

Еще меньше сведений у нас имеется о занятиях корнета Николая Энгельгардта, отпрыска знаменитой семьи земледельцев-аристократов, родом из Херсонской губернии на юге страны, накопившего частных долгов на 300 тыс. рублей. Список его 39 кредиторов включает семь офицеров, шесть чиновников, одного дворянина без чина, девять купцов, двух мещан, семь крестьян, пять иностранцев и двух горных мастеров. Лишь немногих из этих людей можно назвать ровней Энгельгардту: землевладельца графа Раникера, графа Толстого, двух шведов и еще одного Энгельгардта. Очевидно, Энгельгардт пользовался имеющимися возможностями, чтобы налаживать кредитные связи с людьми равными ему статусом, но либо этого не хватало для его потребностей, либо он не желал чрезмерно осложнять отношения со своими друзьями и родственниками[336].

Пределы возможностей для займов у лиц такого же статуса более четко видны в случае юного графа Дмитрия Николаевича Толстого, дальнего родственника великого писателя; этот Толстой, живя с отцом, залез в большие долги, покупая породистых лошадей и предметы роскоши. Поскольку у Толстого не было ни собственности, ни признанной правосубъектности, отдельной от отца (хотя он был совершеннолетним), он не мог налаживать с другими аристократами связей, позволивших бы получить новые кредиты. Так, все четыре офицера и чиновника, входившие в число кредиторов Толстого, были в низких чинах. По крайней мере, в отношении некоторых кредиторов Толстого было проведено расследование на предмет предполагаемых занятий ростовщичеством, и потому не исключено, что некоторые из них занимались рискованным кредитованием. Другие кредиторы, скорее всего, были торговцами, поставлявшими Толстому предметы роскоши; в их числе были три купца, один мещанин, двое крепостных, один цеховой, один солдат и один свободный крестьянин[337].

Важно не забывать, что списки кредиторов, содержащиеся в судебных делах, не обязательно являются полными, потому что они включают только лиц, выступивших с иском либо узнавших о нем из газет и присоединившихся к нему. Таким образом, полный долговой портфель живого, активного и платежеспособного имущего лица, должно быть, имел несколько иной вид и включал не только суммы, взятые в долг у знакомых, профессиональных заимодавцев и деловых партнеров, но и долги по оплате труда прислуги и по счетам от поставщиков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное