Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Купцы, обычно имевшие дело с другими купцами, тоже могли налаживать более разнообразные кредитные связи. Например, почетный гражданин Николай Кузнецов был богатым купцом, унаследовавшим свое дело, уже обремененное долгом в 300 тыс. рублей, от отца. В 1865 году против него возбудили уголовное дело по обвинению в фиктивном банкротстве; он был должен 17 кредиторам – купцам и мещанам. Кузнецова с большинством его кредиторов связывали долгосрочные отношения, поскольку у них имелось до девяти выписанных им векселей на различные суммы. Однако в отношении пятерых из его кредиторов специально указывалось, что они были не из Москвы[341].

Кроме того, купцы время от времени брали в долг у дворян и чиновников. Например, у московского купца Живова на момент его смерти в начале 1850-х годов имелось шесть кредиторов, которым Живов был должен суммы, составлявшие от 2800 до 555 тыс. рублей ассигнациями. Четыре из этих кредиторов тоже были купцами, и лишь самый маленький долг в 1000 серебряных рублей причитался титулярному советнику Шаповалову. Однако дом Живова был заложен «господам Орловым» за 17 428,53 рубля[342]. Купец Яков Чистяков, которому было далеко до Живова с его размахом, был должен 2710 рублей семи кредиторам, включая пять купцов, одного купца армянского или «татарского» (тюрко-мусульманского) происхождения и титулярного советника Николаева, которому Чистяков задолжал 350 рублей – сумму ниже среднего[343].

Намного более диверсифицированный портфель долгов накопился у скромной купчихи Мавры Бубенцовой, торговавшей рыбой и даже не записанной в купеческую гильдию. Ее долги превышали 40 тыс. рублей (при том что имевшиеся у нее запасы товара оценивались в 962 рубля); однако почти никто из ее кредиторов (чья общая сумма претензий составляла 38 тыс. рублей) не мог представить никаких долговых документов, что делало взыскание долга практически невозможным. Из девяти кредиторов Бубенцовой трое были крестьянами, трое – купцами и трое – чиновниками (один имел чин самого низшего, 14-го класса, и двое – чины 12-го класса). Эти межсословные связи весьма примечательны с учетом низкого социального статуса Бубенцовой. Также интересно, что у всех кредиторов Бубенцовой, отличавшихся более высоким статусом, имелись письменные доказательства, позволявшие добиться взыскания долга через суд, в то время как более крупные займы, полученные от крестьян и купцов, а также от чиновника, имевшего самый низкий чин, не имели документальных подтверждений[344].

Городские собственники, не записанные в купеческие гильдии, также или не желали, или не могли брать взаймы исключительно или хотя бы главным образом у лиц равных им по статусу, хотя они были склонны устанавливать кое-какие горизонтальные кредитные связи в рамках своих социальных и финансовых сетей. Например, жену коллежского советника Любовь Певницкую, задолжавшую около 24 тыс. рублей, кредиторы обвинили в патологическом стремлении к займам, поскольку она продолжала накапливать долги даже после того, как стало ясно, что она не в состоянии расплатиться по большинству из них. Несмотря ни на то, что она владела 228 крепостными в Рузском уезде, ни на высокий чин ее мужа (соответствовавший армейскому чину полковника), она, поскольку ее отец был священником из дворян, поддерживала связи с московскими церковными кругами, а также с миром разночинцев (лицами из образованных слоев, но не относившимися к дворянам или купцам), поскольку в действительности ее муж зарабатывал на жизнь, учительствуя в гимназии. Ее долговой портфель отражает это разнообразие связей с духовенством, дворянством и городскими элементами среднего достатка. Из 22 ее кредиторов восемь были офицерами и чиновниками, а еще шесть принадлежали к духовенству (два священника, звонарь, две жены дьяконов и жена священника), причем последние были крупнейшими кредиторами Певницкой как по общей сумме, так и по средней величине займов (см. таблицу 2.1). Вместе с тем в число ее кредиторов также входили четыре купца, два мещанина и двое крепостных. Таким образом, долговой портфель Певницкой указывает на то, что ее социальное окружение оставалось для нее важнейшим, но ни в коем случае не единственным источником кредита. Из таблицы 2.1 видно, что, хотя займы, полученные от мужчин, были в четыре-пять раз крупнее, чем займы, полученные от женщин, займы, которые Певницкая брала у членов разных сословий, не сильно отличались друг от друга, указывая на то, что социальный кластер Певницкой следует рассматривать как единый «средний» городской класс, объединявший лиц с разным юридическим статусом[345].

Таблица 2.1. Кредиторы Любови Певницкой, 1852–1854 годы

Источник данных: ЦГА Москвы. ОХД до 1917 г. Ф. 92. Оп. 6. Д. 741/1. Л. 6.