Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Куда менее управляемым был юный Лев Веригин, сын морского офицера, с ранних лет проявлявший «дурные наклонности» и сбегавший из дома, из приемной семьи и из нескольких пансионов. После его седьмого побега, в 1857 году, его взяли на военный корабль «Изумруд», направлявшийся в Японию. На протяжении плавания он продолжал делать долги и в итоге был изгнан с корабля в Нагасаки за подделку банкноты. В 1868 году, за несколько месяцев до совершеннолетия Льва, его отец подал прошение о том, чтобы остаться его опекуном с целью не позволить ему промотать свою собственность. Прошение было удовлетворено[362].

Представление о том, что отпрыск богатой семьи не справится с искушением разгульной жизни и накопит огромные долги, разделяли и кредиторы московского купеческого класса. Например, во время проходившего в 1870-х годах процесса о банкротстве московского почетного гражданина А. Калашникова один из его кредиторов требовал, чтобы против него возбудили уголовное дело за злостное банкротство, поскольку Калашников, «будучи сыном богатых родителей рано узнал жизнь весьма разгульную и веселую и не имея более никаких средств к продолжению своей веселой жизни… стал занимать деньги у разных лиц, чтоб впоследствии объявить себя несостоятельным и заплатить по 5 к. за рубль»[363].

Сын Александра Терского, известного московского ростовщика, унаследовал в 1856 году после смерти отца 16 тыс. рублей в банке и почти 60 тыс. рублей в долговых документах. Получив деньги из банка и от самых надежных из отцовских должников, «Терский зажил барски, безрасчетно, явились друзья и наставники; кредит ему был широким от заимодавцев, портных и других мастеров и содержателей гостиниц; наследованные деньги растрачены скоро; он занимал также безрасчетно и выдавал долговые обязательства». В 1860 году Терский был объявлен несостоятельным, но продолжал брать взаймы, пока не оказался в долговой тюрьме[364].

Иван Брюхатов, единственный сын еще одного богатого московского ростовщика тех лет, после смерти отца тоже повел разгульную жизнь, в частности приняв участие в шуточных похоронах, из-за чего в 1878 году попал под суд по обвинению в святотатстве. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались члены группы мошенников, известной как Клуб червонных валетов, и важно отметить, что в этом случае и в число мошенников, и в число их жертв входили весьма колоритные молодые купцы, по причине запойного пьянства утратившие всякое понятие о финансовой реальности. Одной из главных жертв аферистов был 21-летний женатый купец Клавдий Еремеев с состоянием в 150 тыс. рублей. В 1871 году, во время запоев и кутежей, он выдал долговых расписок примерно на 60 тыс. рублей, о чем он едва ли помнил после протрезвления. Другой юный купец, Василий Пегов, сын видного московского промышленника, предавался такому пьянству и разгулу, что отец в конце концов выгнал его из дома, после чего Василий начал выписывать поддельные векселя от имени своего отца[365].

Относительно состоятельные москвичи, которые не могли рассчитывать на богатых родственников, тоже выдавали долговые расписки, предаваясь пьянству и азартным играм. Например, в 1863 году молодой студент Московского университета Иван Чулков отказался платить по долгам на том основании, что брал их, будучи несовершеннолетним, и заявил, что дворянин Хлоповицкий, «под предлогом шуточной игры в карты обратя оную в сурьез [sic]», воспользовался его неопытностью и взял вексель в 4500 рублей. По его утверждению, он был так пьян, что запомнил лишь, что писал что-то под диктовку Хлоповицкого, но не помнил, что именно. Рассказ Чулкова об опьянении, коварстве и предательстве решительно отрицался его кредитором, утверждавшим, что они никогда не играли в карты и что он ссудил Чулкову деньги, чтобы тот мог расплатиться по другим долгам[366]. Также можно сослаться на дело мещанина Алексея Климова, взявшего в 1865 году в долг у другого мещанина, Михаила Улитина. Климов в пьяном виде задним числом выписал семь векселей, помеченных разными датами и на имя разных лиц, однако, согласно его заявлению, не получил от Улитина никаких денег, кроме какой-то мелочи на оплату извозчика[367].

Следует отметить, что не все безрассудные моты были мужчинами: известно также, что большие долги накапливались и у женщин, в частности у вдов. Например, богатая дворянка Елизавета Долгово-Сабурова, прибыв в Москву в 1839 году, выдала множество долговых расписок, как от своего имени, так и в качестве поручителя за других лиц, пребывая в «белой горячке», которая «совершенно лишила ее рассудка»[368].