С целью борьбы с потенциальными злоупотреблениями в некоторых европейских правовых системах сохранялась определенная ответственность несовершеннолетних за долги, препятствовавшая несправедливому обогащению, прежде всего в случаях, когда несовершеннолетний выдавал себя за взрослого. Такое правило действовало в Австрии. Другой вариант, который мог бы использоваться в русском праве, заключался в отказе от ограниченной юридической дееспособности, наступавшей в 17-летнем возрасте, или в положении о признании совершеннолетия по приговору суда, которое уже действовало в прибалтийских губерниях России[380]
. Напротив, русское право – в соответствии с дореформенной тенденцией не давать судьям слишком большую свободу интерпретации законов – строго придерживалось правила, что единственным значимым обстоятельством служит настоящий возраст индивидуума на момент заключения сделки; ни чье-либо субъективное мнение, ни введение второй стороны в заблуждение не делали сделку законной. Практически же Сенат в 1860-х годах видоизменил это правило, потребовав, чтобы любой несовершеннолетний, выписавший долговое обязательство, подтвердив свой возраст незаконным способом, выплачивал кредитору компенсацию. Сенат также разрешил суду требовать от совершеннолетнего выплачивать долги, сделанные им до наступления совершеннолетия, если он признавал эти долги, став совершеннолетним[381]. Эти решения отчасти защищали обманутых кредиторов за счет дополнительных процедур, дополнительного риска и усмотрения со стороны судебной власти, влияя лишь на крайние случаи, но не изменяя основного правила.В свою очередь, отдельные кредиторы и должники имели в виду это правило и принимали меры предосторожности. Например, в реестрах заемных писем, которые велись в Московской палате гражданского суда, в некоторых случаях отмечался возраст заемщика, причем заемные письма, выписанные несовершеннолетними, регистрировались лишь при наличии разрешения опекуна, заверенного его подписью. Несмотря на эти предосторожности, молодые люди тем не менее нередко лгали, называя свой возраст, пытаясь злоупотребить доверием кредиторов. В подобных случаях наилучшим выходом для кредитора было подать жалобу в полицию и инициировать уголовное расследование в надежде, что эта угроза вынудит должника выплатить долг.
Иллюстрацией к этому механизму служит в прочих отношениях ничем не примечательное дело о взыскании долгов с уже упомянутого студента Московского императорского университета Ивана Чулкова. Он родился в 1843 году в семье армейского майора-душевладельца и крепостной крестьянки Агафьи Родионовой. Сначала родители записали его в мещанское сословие, как полагалось по закону в случае рождения детей от подобных союзов, но впоследствии его мать заплатила за сына пошлину, необходимую для его зачисления в купеческую гильдию «для одного звания»[382]
. Как молодой человек впоследствии заявил полиции, 14 июля 1863 года он играл в карты со своим другом, дворянином В. И. Хлопецким, который, «пользуясь [его] неопытностью», заставил его выписать вексель на внушительную сумму 4500 серебряных рублей. Когда полиция явилась домой к Чулкову, чтобы взыскать с него эти деньги, он заявил, что выписал вексель вследствие неопытности, будучи несовершеннолетним, но не получил никаких денег. Однако на самом векселе Чулков написал, что ему 22 года. Его освободили под поручительство его квартирного хозяина, потребовав принести в полицию его метрику.В ходе дальнейшего расследования Хлопецкий показал, что не играл в карты, а деньги Чулкову ссудил для того, чтобы тот мог расплатиться по своим долгам. Он утверждал, что не знал о несовершеннолетии Чулкова и что маклер, регистрировавший сделку, усомнился в возрасте Чулкова и потребовал, чтобы тот написал его на долговой расписке. Впрочем, ни одно из этих обстоятельств не имело значения в глазах закона. Хотя по закону от Чулкова нельзя было требовать погашения долга, полиция возбудила против него уголовное дело, обвиняя его в сознательном сокрытии своего истинного возраста, и эта угроза вынудила Чулкова пойти на мировую с Хлопецким. В конце концов они совместно подали в суд прошение о закрытии дела, подчеркивая, что Чулков «легко мог ошибиться» насчет своего возраста. Следователь решил снять обвинения, хотя закон не обязывал его к этому.