Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Если расточителю было больше 21 года, у его родных имелось несколько других способов сохранить имущество. Помимо простой выплаты долга или изгнания должника из дома, можно было обратиться к властям с прошением об учреждении опеки над собственностью мота. Эта мера существовала во всех основных правовых системах, как в римском праве, так и в правовых системах, произошедших от него, включая Наполеоновский кодекс, а также там, где действовало обычное право[391].

Первые примеры применения такой меры в России относятся к 1760-м годам; обращение к ней требовало особой процедуры, включавшей необходимость специального императорского указа для учреждения опеки и для ее упразднения в том случае, если мот исправлялся[392]. В Уставе о банкротах 1801 года расточительность характеризовалась как поведение, не «свойственн[ое]… состоянию» человека, а в качестве ее признаков выделялись «неумеренные расходы», азартные игры и распродажа своей собственности «на пьянство или ко удовлетворению других страстей»[393]. Процедура установления опеки использовала правовые механизмы екатерининского «Учреждения о губерниях» 1775 года, наделявшего губернаторов полномочиями по борьбе с чрезмерной роскошью и беспутным поведением, причем Сенат имел право пересмотра их решений[394].

Первоначально эти полномочия не включали права учреждать опеку над собственностью прожигателей жизни, но оно предусматривалось в законе от 1817 года[395]. Губернаторы могли учредить опеку над расточителем даже при отсутствии прошения со стороны его родных, а после судебной реформы 1864 года ее могли учреждать и окружные суды по ходатайству прокурора[396]. Этот закон распространялся не только на дворян, но и на купцов и мещан, в отношении которых данные правила приобрели окончательный вид лишь в 1859 году[397]. Вне рамок закона оставались расточительные крестьяне, на которых, однако, могла оказать дисциплинирующее воздействие их община[398]. Интересно, что в двух случаях мотовства, вызвавших принятие закона от 1817 года, фигурировали не аристократы, а жена губернского секретаря Левашова (12-й класс, один из самых низких в Табели о рангах) и отставной унтер-офицер Быков.

В результате учреждения опеки над собственностью расточителя он лишался права заключать какие-либо законные сделки и соглашения и потому не имел возможности неверно распорядиться оставшимися у него активами. Эти правила содержались в нескольких различных уставах и нередко были нечеткими. Однако в целом в результате учреждения опеки, если только кредиторы не теряли терпения, а расточитель не получал возможности промотать всю оставшуюся собственность, опекуны могли производить частичные платежи или договориться с кредиторами о недопущении банкротства и распродажи собственности за бесценок. В свою очередь, кредиторы были склонны к проявлению терпения, увидев, что финансовые дела должника приведены в порядок.

Таким образом, на практике опека давала ограниченные гарантии от банкротства, хотя эти гарантии ни в коем случае не ограничивали права кредитора судиться с должником и добиваться ареста его собственности, в отличие от некоторых других аналогичных мер. Например, императорскими указами в качестве милости по отношению к отдельным должникам-аристократам иногда – главным образом в XVIII и в начале XIX века – создавались специальные долговые комиссии; в законе от 1827 года предусматривались посреднические комиссии, полномочия которых распространялись только на платежеспособных должников и на взятые в опеку имения душевладельцев, объявивших себя неплатежеспособными по долгам государственным кредитным учреждениям, таким как Московский опекунский совет[399].

Учреждение опеки над собственностью расточителей оборачивалось для некоторых семей благом, несмотря на негативные последствия, которые соответствующие оповещения в газетах имели для репутации семьи. Например, в 1825 году действительный камергер князь Федор Николаевич Голицын обратился к московскому генерал-губернатору с прошением о помещении под опеку его сына Николая, указывая, что «по причине слабости его поведения [он] накопил немалые долги и, проматывая таким образом свое состояние, со временем способен лишиться всей своей собственности». Кроме того, он просил, чтобы опекунами были назначены тайные советники князь Сергей Михайлович Голицын и сенатор Лев Алексеевич Яковлев на тот срок, который они сочтут необходимым; помимо этого, отец добивался помещения в газетах объявлений, которые бы не позволили Николаю делать новые долги. Губернатор переслал это прошение губернским властям, которые не стали учреждать опеку, поскольку у Николая не было собственности в Московской губернии. Однако губернатор отменил это решение, указывая, что собственность Николая уже и так находится под контролем его отца, и приказал поместить под опеку его сына лично[400].