Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Еще одним источником, демонстрирующим, в какой степени отношение к должникам зависело от баланса между сторонними обстоятельствами и чертами их личности, служит список несостоятельных должников, в 1826 году сидевших в московской долговой тюрьме. По случаю коронации Николая I, сопровождавшейся многочисленными благотворительными пожертвованиями, их рассматривали в качестве кандидатов на «выкуп». Все эти должники принадлежали к московскому среднему классу: в их число входили чиновники невысокого ранга, мелкие купцы, мещане и торгующие крестьяне. Этот список, включающий 71 лицо, содержит подробные сведения об их характере и о причинах их задолженности. Эти люди делятся на две группы. Долги первой группы, составлявшей 45 человек, связаны с деловыми операциями. Например, иностранный купец Петр Темерер не мог выплатить 630 рублей, которые он задолжал по причине краха его каретного производства. Купец Зимин не мог расплатиться по 1000-рублевому векселю из-за того, что сам не сумел собрать деньги со своих должников. Купец Козьма Ульянов задолжал городским властям более 4 тыс. рублей за взятые им в аренду рыболовные угодья и не мог выплатить этот долг из-за случившегося паводка. Последний, возможно, стал причиной разорения также и мещанина Игнатия Лубкова, содержавшего мельницу. Еще один купец, Петр Малышев, арендовал у генерала Полторацкого участок под кабак, но разорился, когда закрылся находившийся по соседству театр, вследствие чего у Малышева накопился долг в 2500 рублей. Для России середины XIX века все это были серьезные долги, намного превышавшие, например, заработок рабочих, но все же небольшие по сравнению с крупными коммерческими банкротствами, которые сопровождались убытками на сотни тысяч рублей.

Вторая группа должников, принадлежавших ко всем социальным слоям, состояла из жертв всевозможных повседневных жизненных ситуаций. Например, жена коллежского регистратора Мария Алеева накопила большие долги из-за медленности судебного процесса, участницей которого она была. Штабс-капитан Афанасий Бахтерев не мог выплатить 4 тыс. рублей, потому что его 100 крепостных отказывались платить оброк. Не менее пяти человек из этого списка попали в тюрьму из-за кредитов, взятых ими для оплаты свадеб своих дочерей: солдатская жена Мария Фомина задолжала 400 рублей, цеховой Илья Родионов задолжал 1500 рублей, а трое других – мещане – задолжали 291, 200 и 600 рублей соответственно. Другой распространенной причиной была болезнь, разорившая, например, иностранца Федора Риде и мещанина Герасима Гаврилова (300 и 200 рублей соответственно). Ирина Козлова задолжала 700 рублей, которые составили арендная плата и взнос, необходимый для записи в московское мещанство. Мещанка Катерина Прахова задолжала 2800 рублей, потому что ее покойный супруг взял в долг у жены чиновника, впоследствии осужденного за растрату. Мещанин Сергей Смирнов оставался должен 800 рублей за лес, пошедший на восстановление его дома после французского вторжения 1812 года. Мещанин Константин Данилов задолжал 3 тыс. рублей, взятых им в долг, чтобы выкупить себя из крепостного состояния. Цеховой Сергей Максимов взял в долг 280 рублей для уплаты налогов[427]. Этот список можно продолжить, но уже ясно то, что помимо таких несчастий, как болезнь, конфликты с крепостными крестьянами и судебные издержки, самой распространенной причиной большой задолженности таких лиц достаточно скромного положения являлись слишком затратные попытки улучшить свое социальное положение: например, устроить дочери респектабельную свадьбу, починить дом или выйти из крепостной зависимости. Это указывает на важную социальную функцию долга, которую затруднительно вывести en masse на основе какого-либо другого отдельного источника.

Хотя представляется, что двумя важнейшими факторами, определявшими отношение к должникам, являлись их личность и поступки, а также их закулисные переговоры с кредиторами, судя по некоторым фактам, в российской юридической практике середины XIX века по крайней мере начало укореняться осознание того, что одно лишь участие в коммерческой деятельности делает задолженность неизбежной, а неплатежеспособность весьма вероятной даже при отсутствии неурожая и вражеских вторжений.

Во-первых, как русские купцы, так и чиновники отождествляли большую сумму задолженности и большой деловой оборот. Например, в 1882 году, в ходе уголовного процесса о банкротстве пожилого купца Федора Солодовникова и его сыновей как кредиторы, так и суд, пересмотревший их решение, признавали, что годовая торговля Солодовниковых, составлявшая от 800 тыс. до 900 тыс. рублей, «очевидно не могла производиться без пользования кредитом и оказания такового»[428]. Это заявление было сделано в намного более позднюю эпоху по сравнению с рассматриваемой в данной работе; тем не менее деловые операции Солодовникова и связанная с ними задолженность, в итоге обернувшаяся банкротством, восходят к 1850-м и 1860-м годам.