Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Эта лотерея получила широкий резонанс по всей России, поскольку билеты покупали жители многих губерний и из различных сословий, питавшие большие надежды на выигрыш. Мемуарист Василий Геттун купил билет за 50 рублей и послал его юной девушке в знак своих нежных чувств. Романист и этнограф Мельников-Печерский в «Бабушкиных россказнях» писал: «В последние годы жизни своей бабушка каждый день до обмороков замаливалась… Разыгрывалось тогда в лотерею головинское имение, бабушка взяла три билета, и ей очень хотелось выиграть Воротынец [имение – главный приз]. Об этом она и молилась, да так усердно, что каждый день бывало без чувств в постель уложат. Лотерея была разыграна, бабушке вынулись пустые, но она верить тому не хотела и по-прежнему молилась о богатом Воротынце, об его садах, пристанях, картинных галереях и богатствах диковинного имения». Пример другой реакции на это событие представлен в незаконченном романе Николая Лескова «Захудалый род» (1874), персонажи которого были потрясены тем, что живых людей (крепостных Головина) разыгрывали в лотерею[435].

Аналогичный случай имел место в 1825 году, когда умер камергер Александр Сергеевич Власов, еще один вельможа XVIII века, и наследники отказались от его состояния из-за обременявших его неимоверных долгов. Одним из их источников была собранная Власовым великолепная коллекция картин, гравюр, бронзы, мрамора, фарфора, книг, старинного оружия и прочих произведений искусства. Из нее разыгрывались 2154 предмета, а лотерея проводилась по специальному указу Александра I, изданному явно как альтернатива судебным процедурам, считавшимся не очень уместными в деле такого масштаба[436]. Однако билеты расходились так плохо, что лотерею пришлось отменить и провести вместо нее более традиционную распродажу с аукциона[437]. Подобные альтернативные процедуры представляли собой примечательный аспект культуры кредита, даже если к ним обращались лишь спорадически. Например, в 1860 году в лотерею, получившую широкую огласку, разыгрывалось имение в Варшавской губернии; лотерея состояла из пяти отделов, каждый из которых был разделен на три класса. Призы имели фантастическую ценность; лишь в одном из нескольких отделов главный выигрыш составлял 425 700 рублей[438]. Для проведения лотереи требовалось официальное разрешение, в выдаче которого иногда отказывали (возможно, потому, что в лотерее видели лишь механизм, позволявший должнику уйти от уплаты)[439]. Публичные лотереи использовались лишь спорадически, но их следует рассматривать как альтернативный способ списания долгов в случае банкротства и как нечто вроде социального предохранительного клапана для высокопоставленных лиц, обремененных безнадежными долгами.

Таким образом, российские законы о банкротстве предусматривали полное списание долгов тех лиц, которые пострадали от стихийных бедствий, вражеских вторжений и внезапных колебаний рынков, погубивших их предприятие. Однако реальные случаи демонстрируют, что разделение банкротств на случайные, вследствие неосторожности и вследствие злонамеренности – вполне четкое на бумаге, но не соответствовавшее реальной практике русских купцов и прочих предпринимателей и зависевшее от субъективной оценки кредиторов, входивших в конкурсные управления, – служило в действительности основой для переговоров между кредиторами и должниками, причем в той же степени, что и во Франции[440]. По-видимому, кредиторы были более склонны вернуть хотя бы часть вложенных ими средств, нежели обсуждать точность юридических формулировок. В свою очередь, должники стремились убедить кредиторов в том, что они не злоумышленно отняли у них их деньги и не укрывают ничего ценного, а также в том, что по-прежнему обладают достаточными возможностями для покрытия убытков, если им будет позволено остаться в деле. Соответственно, оба набора «четких правил», рассмотренных в этой главе, были нерасторжимо связаны с личными субъективными суждениями и стратегиями и в конечном счете с набором существенно менее четко сформулированных ценностей и установок, касавшихся кредита.

Глава 4. Обман, собственность и респектабельность