Принципиально важное содействие как аферистам, так и честным заемщикам могли оказать и их более дальние родственники, удостоверяя их респектабельность перед заимодавцами. Две сестры Фокина, Варвара и Любовь, описывались как «весьма ловкие и находчивые женщины», дополнявшие собою «приманчивую обстановку домашних вечеров его». Когда Фокин пригласил свою жертву, немолодого уже коллежского асессора Александра Мунстера, к себе в гости, мать Фокина Екатерина и брат Николай играли роль владельцев больших состояний, и на словах, и письменно убеждая Мунстера в кредитоспособности Фокина. Николай помогал Сергею Фокину в поиске потенциальных жертв – для этого, например, он познакомился с молодой вдовой полковника Урешевой и взял у нее взаймы 3 тыс. рублей. Кроме того, Урешева сдружилась с матерью Фокина, его сестрами Варварой и Любовью и его братьями Николаем и Александром, и никто из них не сказал ей, что Фокин уже женат на Племянниковой и у него есть маленькая дочь. Выйдя замуж за Фокина, Урешева доверила ему распоряжаться ее домом и деньгами, а он немедленно бросил ее с тремя маленькими детьми, одного из которых она родила от него.
Сам Фокин в итоге был экстрадирован из Пруссии, снова бежал, был пойман в Бессарабии и в конце концов оказался в сибирской ссылке, но никто из его родственников не был даже допрошен полицией и тем более не попал под суд. Фокин и его семья старались открыто не нарушать закона: в мае 1859 года, вскоре после прибытия Фокина в Москву, московские жандармы опросили, как было принято, его слуг и соседей, после чего доносили, что о семействе Фокиных «отзывы… самые неодобрительные», причем в первую очередь это касалось самого Сергея и его старшей сестры Варвары, «которые склонны на все унизительные поступки для благородных людей». Полиция описывала его как «ужасного афериста и обманщика», но, как это ни странно, не находила в его действиях ничего «незаконного». В дополнение к своим петербургским займам Фокин в Москве взял взаймы 4 тыс. рублей у незамужней дочери чиновника, предложив в качестве обеспечения дом своей жены, уже заложенный частному лицу за 10 тыс. рублей. «Фокин долгов своих никому не платит», – предупреждали жандармы. Однако очевидных правонарушений, за которые можно было немедленно арестовать его или его родственников, не было никаких.
Помимо открытого содействия аферисту, родственники и друзья могли оказать ему более мелкую услугу, помогая ему создать впечатление, что он имеет обширные связи в приличном обществе. Например, третья жена Фокина, Урешева, которая тоже входила в число его жертв, не была вовлечена в его аферы, но он все же пользовался ее именем и собственностью, обманом получая займы, но поначалу не вызывая подозрений, поскольку обычные люди – не аферисты – сплошь и рядом пользовались собственностью своих супругов для получения займов или официально записывали их дома и лавки на свое имя.
Фокин и другие успешные аферисты также понимали, что важно иметь как можно более широкий круг не замешанных в их дела знакомых и друзей, что также опровергает теорию о преступниках XIX века как об «одиночках». Можно снова вспомнить афериста наполеоновских времен Романа Медокса: прибыв на Кавказ, якобы для того, чтобы собрать ополчение для борьбы с захватчиками, он сразу же стал заводить друзей, точно так же как поступил бы любой дворянин, прибывший с законной целью. Это налаживание связей сопровождалось обменом дорогими подарками, азартными играми и сделками купли-продажи, в которых нередко фигурировали предметы роскоши.
На значение тщательно сплетенной сети родства, дружбы и знакомств указывает и другой пример с участием уже упоминавшегося мелкого чиновника Петра Веселкина (которому в 1841 году было 22 года), потомственного дворянина и владельца 32 крепостных из захолустного Зарайского уезда[500]
. В 1835 году Веселкин поступил на службу «младшим сортировщиком» в Рязанскую губернскую почтовую контору, а четыре года спустя перебрался в Москву, в качестве канцелярского служителя в Московскую дворцовую контору: обе эти должности приносили скромный доход, дополнявший такие же скромные поступления из его поместья. Неудивительно, что в 1841 году Веселкин оставил службу, получив хорошие рекомендации от начальства. Свои другие, более прибыльные занятия он начал в 1839 году с двумя партнерами: бывшим московским купцом Александром Лефортом, обычно выдававшим себя за доверенное лицо вымышленного князя Дмитрия Кропоткина из Владимирской губернии, и другим бывшим купцом – Иваном Милютиным, выдававшим себя за доверенное лицо такого же фиктивного поручика Гончарова из Рязанской губернии. В их группу также входили жена Веселкина Клавдия и его брат.