Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

Он был маленький, рыжий и некрасивый, “прекрасный урод”, всесильный директор радиостанции “Европа-1” Люсьен Морисс, урожденный Люсьен Тржеминский. Но, как это часто бывает у невысоких, энергичных поляков – достаточно вспомнить Романа Полански, – он магнетически действовал на женщин. На всех, кроме одной, которая была смыслом и содержанием всей его жизни и которая его безжалостно бросила через несколько месяцев после официального брака, увлекшись другим, – это певица Далида. Барбара не могла и не стремилась занять ее место в жизни Морисса, но он открыл ей двери “Олимпии”, всегда был с ней чрезвычайно ласков и добр, и она этого никогда не забывала.

Удивляюсь, почему о Далиде наши авторы женских романов, заполонивших все полки московских книжных магазинов, еще не сказали своего слова. Вот уж бульвар так бульвар. Мало того что вся Россия до сих пор без ума от их с Аленом Делоном Paroles, она еще безупречно подходит на роль фам-фаталь и черной вдовы, чья жизнь напоминает душераздирающую мелодраму. Первоначально псевдонимом Иоланды Кристины Джильоти была Далила, библейская героиня, погубившая своего возлюбленного, и отсвет этого имени оказался роковым. Единственный, кто спасся, – молодой художник Жан Собески, ради которого она ушла от Морисса и который вскоре сам ее бросил. Потом был страстный роман с композитором и исполнителем собственных песен Луиджи Тенко – после их общего провала с его песней “Чао, аморе” на фестивале в Сан-Ремо в 1967 году она находит его мертвым в их номере. Через три года застрелится в своем доме давно уже женатый на другой Люсьен Морисс. А еще через шестнадцать лет закроется в своем автомобиле и задохнется выхлопным газом Ришар Шанфре, с которым она прожила девять лет.

Но вернемся в осенний Париж 1965-го, когда на рю Франсуа Первого, что в районе Елисейских Полей, Барбара совершенно случайно – как она всегда утверждала – знакомится с Мориссом. Она называет точную дату – 16 сентября, на следующий день после ее головокружительного успеха в Бобино. Я вздрагиваю, когда читаю у нее, что там “прошла одна из самых великолепных ночей любви”, – но потом понимаю, что речь, конечно, о концерте. Даже жалко. До чего же отличается целомудренный стиль ее мемуаров, стыдливо шифрующий имена любимых, от сегодняшних откровений звезд. Она как раз думает о том, что ее не приглашают на “Европу-1”, кто-то шепнул, что для Морисса она в “черном списке”. Почему?! С ним надо поговорить. В этот момент она замечает двух идущих впереди нее мужчин. Один огромный, другой маленький, в нелепом клетчатом пиджаке, с вьющимися светлыми волосами. Она догоняет их, и – немая сцена. Все с интересом и удивлением смотрят друг на друга. “Я вижу, что он уже знает все – и что я хотела у него спросить, и каков будет ответ. И неважно, что этот ответ был дан посреди тротуара: я встретила человека, который больше никогда не уйдет из моей жизни”.

Конечно, он сразу узнал ее, почему и ответ последовал так скоро и так определенно. Да и в Бобино он, скорее всего, тогда был – во всяком случае, ее секретарь Мари Шэ приводит его слова: “Почему ее от меня прятали?” В этот же вечер дома ее ждал неприлично огромный букет цветов. Следующим утром они завтракают в Булонском лесу. “Мы совсем не говорили о делах. Мы смеялись, много смеялись. Мы смотрели друг на друга и лопались от смеха – по любому поводу. К моему удивлению, он говорил басом, жесты у него были медленные, а мысли – быстрыми. Он все видел не поднимая глаз и слышал не прислушиваясь. Мы пообещали больше не терять друг друга”.

Он сдержал слово: завтраки в Булони стали регулярными. Они уплетали все подряд: ветчину, рыбу, картофель на пару, запивая “Эвианом”. Но главное – он уговорил ее на Musicorama, так назывались концерты в “Олимпии”, организованные и транслируемые на всю Европу радиостанцией “Европа-1”. А это было непросто – она смертельно боялась “Олимпии”. Он убеждал голосом, взглядом, жестами и еще своим “демоническим обаянием”.

Конечно, подсознательно он искал замену Далиде – хотя бы на сцене. Люсьен был деловым человеком и воротил большими деньгами, но в душе оставался романтиком чистой воды. Чтобы делать бизнес, ему надо было поддерживать градус постоянной влюбленности. Без любви у него ничего не получалось: шлягеры не шли, ярко-голубые глаза мрачнели, приобретая серый, тусклый оттенок. Внешне он немного напоминал Макса фон Сюдова, любимого актера Бергмана. И было в нем самом что-то бергмановское: какая– то тайная драма угадывалась в его лице, какое-то тщательно скрываемое страдание, ставшее чем-то вроде мании. Посвященные знали имя этой мании – Далида.