Бардо

Романово тело на полу. Мышцы сожжены в дрожащий пепел и, кажется, уже бессильны. По ним бежит зарядом гнево-шок. В остановившемся времени ведется война. Дыхание-его-Романово-дыхание. Кожа елозится о пол в ожог. Трепыхания, плевки, слюни сбегают с губ и падают в глаза. Не понять, кто кого душит. Горло-рука-горло-рука. Не понять, что происходит. На миг они оба поднимаются с пола. Удары. Колено. Локоть. Сложно. Вновь падают на пол. Трясутся в небе мебель и полки. Девушка ползет в стену. В какой-то момент. Роман. На нем. Душит его. Спустя долгое ничего, руки парня целуют паркет. Сил в них нет. Теперь-то уж точно. Роман отпускает на волю его шею и принимается за лицо. Хлысь. Хлысь. ДА-А-А-А-А. В кровь. Хорошо. Вот так бы сразу. НАКОНЕЦ-ТО. А то было лицо как лицо. А теперь у урода уродливо-кровоточащее ничто. Его нос, брови, губы больше не видят друг друга. Слились в одну кровавую свалку на помойке лица. Ломоть отборной уродины. Роман счастлив. Вот он и нашел наконец себя. ДА ЭТО ЖЕ ПРЕКРАСНО. Но где-то из-за кулис кто-то кричит:

– Хватит! Пожалуйста!

Роман останавливается.

– Ну чего ты сидишь? Вставай одевайся!

Быстрым броском Романовых ног он достигает кровати, хватает одежду девчонки и швыряет ей. Подбегая, он помогает девушке встать, одевает.

– Э. Э-э-э-эй!

Лёха поднялся. Что? Не только поднялся, мудак лезет в карман своей куртки. Роман оборачивается. Да у него нет лица. Как же он видит без глаз? Куртка выдала суке на руки нож. Но у Романа тоже есть куртка, как все мы помним. И каким бы абсурдом все это ни было, кто-то выдавливает из себя испражнение:

– Лёх, а че ты тут делаешь?

Лёхина свита, давно позабытая, которой была забита квартира, вся на пороге комнаты. Нарики, нарколыги, наркоманы, торчки, обдолбыши и все остальные. Миг. Еще миг. И еще. Роман стреляет в яйца Лёхе. Все в шоке. И че?

Стишок кишок

«Этот момент имеет первостепенную важность: если ты сейчас отвлечешься, потребуется бесконечная вечность, прежде чем тебе удастся выбраться из Трясины Несчастья.

Изречение, истина которого применима здесь, звучит так:

«В одно мгновение проводится грань;

В одно мгновение достигается Совершенное Просветление».

Мгновение назад это Бардо представало перед тобой, но ты отвлекался и поэтому не узнал его. По этой причине ты испытывал весь этот страх и ужас. Если ты отвлечешься и сейчас, то разорвутся струны божественного сострадания Сострадающих Глаз, и ты отправишься туда, откуда нет немедленного освобождения.»

Бардо Тхёдол. Тибетская Книга Мертвых.

На улице ночь. Здесь свежо и тревожно. Совсем никого. Лишь они. Нет прохожих. Столбы одиноко кривятся вдоль этой дороги, на них повисают лучистыми трупами света – Висят и ждут ветра. – Фонарные ноги. И все фонари впали в дрожь, что совсем ни на что не похожа, только и лишь на тревогу.

Фонарные ноги заходятся в судороге. Дрожат, как при обмороке. Вместе с дыханьем прерывистым, грубым, уставшим. Они трясутся вместе с руками Романа, одна из которых все рвется куда-то. Это Лена. Быстрым шагом, закупорив боль. Она схватила за руку Романа и тащит все вдоль, все куда-то, затем… Поворот. Они сворачивают во дворы, подальше от света и проезжей части.

– Быстрее!

– Что?

– Иди быстрее! Ты можешь?

– А что такое?

Все его тело вздрагивает и подергивается. Надо остановиться. Подумать. Надо подумать. Роман неохотно волочится, как ребенок, которого ведет в школу его металлическая бабка-тиран. Мысли в пол вместе с глазами, потеряны и разрозненны. Да что это за ночь такая?

– Они могли вызвать полицию. Хотя… Но тебя уже ищут его дружки, я уверена. Тебе нужно отсидеться где-нибудь.

Отсидеться. Да. Она права. Нужно посидеть и подумать. Надулся дури, теперь подумай на улице. Где тут лавочка? Лица не было. Тоска какая-то.

– Я ведь его не убил?

– Я не знаю. Думаю, нет. Но он так просто это не оставит.

– Куда ты меня ведешь?

– К подруге. Квартира свободна. Я живу там пока. Никто о ней не знает. Так что нормально.

Заблуженный взгляд Романа шаркает, трется о кирпичные стены домов. Сырые, дряблые, рыхлые. Кирпичи выпирают. Вдоль них, вдоль двора. Поворот за угол. Через детскую площадку. По газону. Потная ладонь. Его рука. Спутано все. Лавочки. На них никого. Но только не это. Полицию? Ищут? Вот он и дом. На пороге в подъезд Роман замирает. Руку одернул. Стоит нерешительно.

– Постой. – Его мысли все мнутся. – Зачем? Просто оставь меня здесь. Все хорошо.

– Ты больной?

Ее взгляд не согласен. Как это он останется? Лена хватает Романа. Дверца трезвонит. Они входят в подъезд.

– Только т-с-с-с!

Вверх по пролетам. Лестницы. Ступенятся ноги. Уставший. Но ему все равно. Все опустело. Коричневые мягкие ромбы. Все снова. Роман вжимается в ромбы двери. Они плюшевы. Смотрит. Ее руки тоже трясутся, а с ними ключи. Но нужный находится, режет замок. Поворот. Поворот. Скрежет замка вонзается в ухо. Отрыто.

– Пойдем. Заходи.