Бардо

совсем далеко.

он плачет и плачет, а ей

хорошо.

Он шепчет и плачет, зажат меж ладонями. Ее руки кладут его. Ее руки крадут его. Простынь промокла.

Подушка, подушке. Помягче, поуже. Головку – подушке. Он будто простужен. И теснятся в глазницах лица потолка потеря-потеря-потерянные глаза Романа.

ее боль далеко, а колено его,

а колено его

прямо меж ее ног,

колено так близко, нескромно проникло,

ютилось и грелось, дрожа, прямо меж ее ног,

то нежно, то резко и грубо колено подерг-и-подерг-и-подергивалось,

щекоча и давя, обдавая и гладя, подерг-и-подерг-и-подергивалось

прямо меж ее ног.

Его слезки, кап-кап, перестали кап-кап. Он лежит, успокоен. Разбит на подушке. Глядит в потолок, как в пропадину ног. Грудь все вздымается, тяжко дыша. И Лена на нем замирает, глядя на потеря-потеря-потерянные глаза Романа.

и вот, ее руки, потея, отважно скользят по нему,

и пониже, под майку, и щупают торс.

она прижимается крепко к груди.

каждый вздох,

каждых дёрг,

каждый он.

Она хочет его.

Она хочет его, очень хочет его, очень хочет его, пока боль далеко. Его запах и сердце, что гулко страдает, побивают и ее стенки сердца. Роман в ее венах.

по вене,

по вене,

по вене,

вся Лена обмотана венами,

и в каждой из вен течет он.

губки дышат и пухнут,

и пухнут сосками.

ее руки спускаются ниже.

ей не хватает,

ей не хватает,

ей не хватает его потеря-потеря-потерянных глаз

в ее глазах.

Лена спускается ниже. Поближе к нему, к теплоте. Ей тепло. Не сейчас. Нет, сейчас. Каждый вдох, каждый выдох. Слезки кап-кап. Кап-кап пот. Кап-кап твердо, решительно, нужно, сейчас у нее между ног. Скользко. Скользит, раздеваясь. Раздета. И к телу. Прижаться. Потуже. Поуже. Поближе. Прости мне.

Недвижим. Уснул? Или нет? Заметит? Мне можно? А в той голове скребется все то же:

Нет ничего красивей тебя. Зачем же? Зачем? Темнота. Ты ушла. Никогда-никогда-никогда. Я приеду. Я еду. Я скоро. Тебя. Темнота. И нет ничего у меня. Так люблю. Тебя. Я.

Содрогаясь от страсти, руки, все снять с него, снять с него все. Ширинка и пальцы. Надо снять все.

Останься. Прильни ко мне. Ближе. Скажи мне. Мне страшно. Одна ты? Одна? Обними меня. Я… Темнота.

И там что-то ниже, пониже, в паху, посреди темноты, внизу темноты, между губ. Там пониже так влажно и сколько, приятно и мягко. Да что это? Я… Темнота. Щекотно, но так что. Не знаю. Припало и тянет. Припала и тянет-потянет. Лишь миг и всего меня вывернет прям наизнанку. От счастья. Так мокро и гладко, так больно и гадко в любви! Вера…Вер…Вера…Вер…Вера…Вернись.

Но ты есть, даже нет если. Нет даже, есть ты. Ты есть, даже если тебя не нашел я. Среди темноты. Здесь вся жизнь, ее смысл, все-все уместилось в пре-крохотных: Я… Я люблю тебя… Я… Темнота. И оргазм.

Не его, не ее, не сейчас, но потом.

А в соседней квартире послышались стоны. В одной из тех комнат параллельной вселенной: «Как все там могло бы все ж быть, если б не…» Ну вы поняли. Если б Роман был другой.

Один хер подцепил одну девку, что сносна. Хотя, как сказать? Туповата и… В общем, он тоже не очень. Неопытен, сонный. Разлегся и смотрит. И смотрит. Он… Смотрит. Я… Смотрит. Я…

Я смотрю на лицо ее. Так тупо глазеет и улыбается. Мне же отвратно, как не старается. Опять берет его в рот. Не встает. Что за радость? Откуда? Волосы, что ли, потрогать? Отвлечься. Приятно. Широки. В этой позе. Глаза. Зачем сверлит меня? Закрываю. Прикольно. Так лучше. Вдалеке пустота. Только звезд нет. А так, прямо космос. Нет, ну только не яйца. Мне больно.

– Не надо. Не трогай их. Это не очень приятно.

И какой идиот придумал так развлекаться, чтоб яйца? Я что, леденец? Пылесос. Че за хрень? Ну-ну, а вот так уже лучше. Еще бы. А может, схватить ее? Нет. Только трогать. И нежно. А то неприлично. Обидится. Волосы мягкие. Трогать.

Люблю трогать грудь. А ведь все для детей. Я вхожу. Ну зачем так кричать? Ах! Ах! Да, помедленней. А! Это слишком приятно. Стонет прям в ухо. Глубокие вдохи. Не продержусь. Нет, ненадолго. Голову вверх. О чем-то подумать. Почему они стонут? Нет, чтобы… Море. Кругом океан. Там киты. Такой бледно-зеленый. Не отдых. Не время. Погода не та. Затянуто небо. Тянет к себе. Поцелуй. Я же только отвлекся! Хотя, уже лучше, держусь. Ох, как же приятно все это! И шея. И мочки ушей. И тяжелые стоны. Прервать их губами. Да где же язык? Мне нужен язык, а не нёбо! А если быстрее?

– Дай мне язык!

Что же приятней? И на хер так жить! Ведь если не это, то что? Природа, конечно, хитра. Мы же просто животные. И сколько проблем и тревог, на хрена? Нет, оно того стоит. Да и толку во всех этих россказнях?

Ноги загнуть. Да, вот так. И как же красива! Вроде секс, просто секс, но как это мило. Тонкие, гладкие. Чуть-чуть щетины. Ее пятки на вкус, как… На губках капли вроде росы. Сосок такой нежный. Как его, блин..? Пососать?

– Так не больно?

Не больно. Так влажно и гладко. Не чувствую член. Какие милые дырочки, а ведь она из них… Нет.

У нее тоже пузико, немалое с этого ракурса. И еще, небось, загоняется! Зря…

Курить, блять, бросать. К тридцати-то годам. Не, ну а вдруг импотентом! Ну и, что тогда?