Бардо

Не могу. В этой позе. Чуть-чуть только. Нет, не могу. Ну все, фух! Это было прекрасно.

Только чтоб. Не порвался? Вот гадкий, пиздец. Прижаться поближе. Иди же.

А все же приятно вот так вот в обнимку. Как типа с игрушкой, но я. Ведь я знаю, что так не засну. Постараюсь. Как ни крути, а все мы животные. Как ни крути, ласки хочется тоже. Зачем этот разум? Он задолбал. Чего хочет, не знаю. Пусть думает сам. Дыханье. И тело. Так нежно, прекрасно. Люблю ее. Точно, походу, любовь.

Кракен

«О супруги, отец и мать, черный дождь, буря, раскаты грома, ужасные видения и все явления суть, по своей истинной природе, иллюзии. Как бы они ни появлялись, нет в них истины; все субстанции нереальны и нематериальны. Они подобны снам и видениям, они непостоянны, у них нет устойчивости. Какой смысл держаться за них! Какой смысл испытывать перед ними страх и ужас! Это значит воспринимать несуществующее как существующее. Все это галлюцинации моего собственного ума. Сам по себе иллюзорный разум не существует вечно; так где же должны существовать эти внешние феномены?

Прежде я все воспринимал иначе, считал несуществующее существующим, нереальное – реальным, иллюзорное – действительным и поэтому так долго блуждал в сансаре. И даже сейчас, если я не пойму, что это иллюзии, тогда, блуждая в сансаре долгие века, обязательно погрязну в трясине различных несчастий.

В самом деле, все это подобно снам, галлюцинациям, эху, городам пожирателей запаха, миражу, отраженным в зеркале образам, фантасмагории, луне, увиденной в воде, – все это нереально, и не бывает реальным ни на мгновение. Поистине, они нереальны, они ложны».

«Он будет страдать от тупости, глупости и жалкого состояния умственного помутнения и переживать различные другие страдания. Подобным образом блуждания могут завести его в ад или мир несчастливых духов, или в Шесть Лока, и будет он переживать там невообразимые мучения.

Те, кто испытывают неуемное влечение к оному, т. е. сансарическому существованию, или те, в сердцах которых нет к нему страха, – О ужас! О ужас! Увы им! – и те, кто не познал учения с помощью гуру, провалятся в бездонные глубины сансары и будут бесконечно и невыносимо страдать. Чтобы тебя не постигла подобная участь, слушай мои слова и хорошенько запомни сии наставления.

Отбрось чувства влечения и отвращения и запомни тот способ закрывания двери в лоно, о котором я сейчас тебе поведаю. Закрой дверь в лоно и помни о противодействии. В этот час необходимы искренность и чистая любовь. Как сказано было, «избавься от ревности и медитируй на Гуру Отце-Матери».

Как уже объяснялось, если суждено родиться существом мужского пола, возникнет влечение к матери и отвращение к отцу, если женского – то влечение к отцу и отвращение к матери одновременно с чувством ревности к отцу или матери.

Для такого момента существует мудрое наставление. О высокородный, когда возникнут влечение и отвращение, медитируй так:

«Увы! Как же тяжела моя дурная карма! Виной тому, что я до сих пор блуждаю по сансаре, – влечение и отвращение. Если я буду продолжать ощущать влечение и отвращение, то забреду в глубины бесконечной сансары и буду долго-долго страдать, погрузившись в Океане Несчастья. Итак, я не должен действовать, подчиняясь влечению или отвращению. Увы мне! С этого момента я никогда не буду действовать под влиянием влечения и отвращения».

Бардо Тхёдол. Тибетская Книга Мертвых.

И раз,

два,

три

в комнате двое: Роман и Елена

в слепоте обнаженной,

где почти что нет света,

слиты сердцами в единое сердце,

но в сердце его,

но в сердце его

совсем для нее

нет ничего, кроме крови,

текущей по венам и в Веру по Вериным венам, которых здесь нет.

в Романовом сердце нет ничего, кроме крови.

внутри лишь киты и китовые органы.

Романово тело лежит полотенцем беспомощным, бредит.

живот к животу.

Романов живот к Елениному

пристал

теплом.

На спине, он во сне, без сознания бредит во сне наяву. Бодрый, как труп, заслюнявленный труп Елены. Романовый мозг не в силах помочь кровавому телу. Сознание Ромы вороч-и-вороч-и-ворочается в постели.

Томится, пытаясь уснуть. Но во сне не уснуть. В глазницах укрывшись под веками с Верой. То замерзая, то возгорая под одеялами Лены, глаза все укут-и-укут-укрываются в теплые веки. Затем раскрываются, жаркие, томные, смотрят и бегают. Время от времени. По потолку и по стенам. Романовый разум от раза к разу сбрасывает с себя покрывало век и смотрит вместе с глазами по сторонам.

Он не понимает. Не понимает. Из раза в раз, расширяясь от ласк, зрачки пробегают быстрым ветром по комнате. Висят, повисают в воздухе. Окруженные воспаленными белками, затекшими и пустыми, как лед.

Он никуда не смотрит. Романовы капли не сознают, где бывают. Но в сердцевине зрачков, в глубоких широких сенотах, расплывшихся по бело-красным планетам, медленно подергивается и глядит на все изнутри – с легкими, полными грязной воды – невыразимая и еле живая тоска. Да.

Его джинсы спущены до колен в боль. Его губы грустят и перешептываются сами с собой, не в силах простить:

– Вера-

– -Вер-

– -Вера-

– -Вернись.