Читаем Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права полностью

Заговорщики оказались поразительно неумелыми, когда наконец решили действовать. Их восстание было легко подавлено, а самих бунтовщиков быстро схватили. Во время расследования дела декабристов все задержанные руководители, отважные бунтари, за немногими благородными исключениями, раскаялись и дали показания друг на друга. Некоторые даже выдумывали подробности, дабы снискать себе снисхождение, и обвиняли всех, кого могли вспомнить, в том числе рядовых солдат, которых уговорили поддержать движение. Для выдачи признаний не потребовалось ни пыток, ни избиений. Даже Павел Пестель, пламенный лидер восстания, провозгласивший себя Робеспьером революции, заявил, что презирает себя за участие в заговоре, и поклялся: «Отныне каждое мгновение моей жизни будет наполнено благодарностью и безграничной привязанностью к святейшей личности царя и его августейшей семье»[39]. Раскаяние не спасло Пестеля; он был одним из пяти руководителей, казненных за участие в восстании.

Судя по количеству вовлеченных людей – вероятно, не более нескольких сотен, а также по его провалу, восстание декабристов не имело особой важности. Но оно послужило знаменательной вехой в русской истории, поскольку впервые люди из сословия крепостников взялись за оружие во имя свободы не только ради себя, но и ради своих крепостных.

Заговор декабристов неминуемо привел к еще большей настороженности правительства в отношении любых признаков или проявлений несогласия. Голос интеллектуальной критики не затих, наоборот, с течением десятилетий он становился все громче. Для Николая восшествие на престол стало началом того, что по праву называют золотым веком русской культуры. Русская империя превратилась в арену захватывающего интеллектуального взрыва. Люди с выдающимися талантами, а также некоторые из тех, кто был наделен особенными способностями и необычайной оригинальной творческой силой, казалось, возникали повсюду. Вполне естественно, что немногочисленная образованная русская публика внимательно прислушивалась к тому, что говорили люди подобного склада. Почти все они резко высказывались против многих сторон существующего порядка, особенно против крепостного права. Цензура вынуждала их прибегать к иносказательности или окольным выводам в своих печатных произведениях или передавать рукописи из рук в руки, распространять идеи из уст в уста через дискуссионные группы и салоны или даже покинуть родину и тайно переправлять свои сочинения обратно в Россию.

Эти люди, большинство которых были дворянами, а некоторые крепостниками, отвергали институт крепостничества как безнравственное и бесчеловечное явление. Они питали к нему жгучую ненависть и с юности боролись, дабы стереть его с лица земли. Н.И. Тургенев, выдающийся экономист, государственный деятель и декабрист, говорил не только за себя, но и за многих своих товарищей, когда в 1860 г. написал следующие слова:

«Есть некоторые идеи, которые посещают человека с самого начала его жизни, никогда не покидают его и в конце концов поглощают, так или иначе, все его существование.

Так произошло с идеей освобождения крепостных крестьян в России. С самого детства я чувствовал крайнее отвращение к крепостному праву; я инстинктивно чувствовал всю его несправедливость..

Симпатии моей юности превратись в убеждения, когда я смог исследовать этот вопрос, когда я смог оценить то огромное зло, которое породило крепостное право, в первую очередь для крепостных, и прежде всего для крепостников, которых оно унизило еще больше, чем крепостных, и, наконец, для государства и для человечества, которое оно обесчестило.

В то время я отдавал все свои силы и разум борьбе с этим злом, с этим высшим злом… Когда что-то возмущает меня или заставляет мое сердце обливаться кровью, если я так мало думаю об этом, я снова и снова нахожу первопричину зла в этом ужасном рабстве. Таким образом, все мои размышления заканчиваются мыслью об освобождении».

В 1820-х гг. молодые интеллектуалы, многие из которых были студентами университетов, начали собираться вместе, чтобы обсуждать новые философии, появлявшиеся в Западной Европе, и выражать свое желание изменить общество, в котором они жили. «Кружки», как их называли, на три последующих десятилетия стали средоточием русской интеллектуальной жизни. Цензура сделала другие каналы связи труднодоступными и опасными, так что беседа становилась самым простым способом обменяться мнениями. Даже этот метод не лишен был опасностей; в кружки иногда проникали полицейские шпионы и нередко следовали аресты. Большинство членов кружков происходили из знати, но со временем выходцы из средних слоев общества, сыновья купцов и священников, присоединились к кружкам и пользовались в них большим влиянием. До этого времени интеллигенция России состояла почти исключительно из дворянского сословия. Теперь появилось новое сословие – интеллигенция, вышедшая за старые классовые черты, которая должна была сыграть важную роль в русской истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное