Читаем Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права полностью

Сначала рескрипт и меморандум Ланского держались в секрете, но Александр быстро решил предать их гласности. 24 ноября по указанию царя Ланской разослал оба документа в качестве циркуляра губернаторам и предводителям дворянства каждой губернии. В сопроводительном письме Ланского каждому получателю сообщалось, что циркуляр предназначен «для вашего сведения и руководства на случай, если дворянство вверенной вам губернии выскажет аналогичные пожелания». 5 декабря в ответ на прошение дворян генерал-губернатору Санкт-Петербургской губернии был направлен рескрипт, аналогичный назимовскому. Спустя несколько дней рескрипт был опубликован в газетах. Планы царя сделались достоянием общественности. Теперь пути назад не было.

Циркуляр, разосланный Ланским 24 ноября, заставил губернское дворянство осознать, что игра проиграна. Сопроводительное письмо исходило от Ланского, однако он говорил от лица царя, и это все понимали, и, хотя в письме разъяснялось, что материалы предоставляются на случай, если некоторые дворяне заинтересуются освобождением, никто не был введен в заблуждение. Как выразился один деятель, писавший несколько лет спустя: «Такие расплывчатые слова, произнесенные самодержцем, имели вполне определенный и безошибочный смысл, который благоразумным верноподданным нетрудно понять». Более того, публичное оглашение царских предложений означало, что о них узнали крестьяне, и в случае их неприятия крепостникам грозила невиданная вспышка крестьянского насилия.

Так что они приняли их, хотя неохотно и без особой благосклонности. Протест исходил от высшей придворной аристократии, начиная от сановников, избранных императором для осуществления своих планов, до самых мелких дворян. В отчетах губернаторов и предводителей дворянства о реакции на циркуляр сообщалось, что почти в каждой губернии крепостники выступили против плана правительства. Все они указывали на трудность и даже невозможность его выполнения. Они утверждали, что публичное оглашение вызвало всеобщее недоверие, ибо, как писал в своем отчете калужский губернатор, «несмотря на давно ходившие слухи, собственники не верили, что столь серьезный вопрос занимает правительство и что оно взялось за его решение». С полнейшим единодушием они пророчили, что освобождение приведет к потере помещиками своей рабочей силы, ибо крестьяне, будучи по своей природе ленивыми, не станут работать. В результате производство в империи пойдет на спад, цены подскочат, народу предстоят голод, болезни и нищета, а распущенность крестьян приведет к новой, более масштабной и свирепой пугачевщине. Единственные благоприятные вести приходили из малороссийских губерний Черниговской и Полтавской, крепостники которых предупреждали, что реформа будет чрезвычайно трудной, но с глубоким вздохом покорности признавали, что понимают ее необходимость.

Среди собственников, разумеется, нашлось меньшинство, выступавшее за освобождение. Некоторые из них полагали, что план правительства не зашел достаточно далеко. Более радикальные предложения, которые они выдвигали, считались революционными, но в конечном счете некоторые из их идей были приняты и включены правительством в условия освобождения.

Горестный протест большинства крепостников был единственным их активным противодействием царской воле. Как подчеркивал некий иностранный обозреватель, обычай «беспрекословно повиноваться самодержцу удерживал их от дальнейших действий». Высказав свои мысли, они с тяжелым сердцем и опасениями за грядущее избрали губернские комитеты. Первый из них был организован в Петербурге 18 января 1858 г., последний – в Оренбурге 11 декабря 1858 г. Всего было организовано 48 таких комитетов, в которых насчитывалось 1377 членов.

Дабы гарантировать, что все эти органы будут обсуждать одни и те же проблемы и следовать одной и той же общей процедуре, правительство направило им поток материалов для информации и руководства. Пока они совещались, Александр решил посетить некоторых из них, дабы рассеять сомнения относительно его убеждений и противодействовать реакционному влиянию некоторых высших аристократов. С августа по 20 сентября 1858 г. он объехал шесть губерний Центрального промышленного района (Тверскую, Московскую, Владимирскую, Костромскую, Ярославскую и Нижегородскую) и четыре западные губернии (Смоленскую, Минскую, Виленскую и Ковенскую), встретился с предводителями дворянства и членами их комитетов и разъяснил им свои пожелания. Путешествие оказало решающее влияние на убеждение провинциальной знати в том, что дальнейшие попытки отложить действия бесплодны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное