Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права

Рескрипт Назимову предписывал дворянам выделить крестьянам наделы, достаточные для того, чтобы «гарантировать существование крестьян и дать им возможность выполнить обязательства перед правительством и своими хозяевами». Губернским комитетам надлежало рекомендовать, сколько земли необходимо выделить для выполнения этих условий. Многие историки пришли, вероятно, к общему соглашению, что позиция отдельных комитетов по этому вопросу варьировалась в зависимости от географического положения и относительного плодородия почвы губернии. В общих чертах воззрение, возникшее у А. Корнилова на рубеже столетия, заключается в том, что помещики черноземных губерний, и особенно, хотя и не исключительно, центральной земледельческой зоны, желали освободить своего крестьянина как можно быстрее, предоставив ему как можно меньше земли или вообще не давая земли.

Они намеревались освободить крепостных без всякой компенсации или только с небольшой выплатой, при условии что они сохранят за собой всю или большую часть своей земли. Причина этого, как считается, заключалась в том, что помещики в черноземных губерниях получали свои доходы преимущественно или исключительно от собственного непосредственного сельскохозяйственного производства. Напротив, помещики в менее плодородных нечерноземных губерниях, и особенно в Центральном промышленном районе, получавшие, согласно этой точке зрения, свои доходы преимущественно с оброка, были готовы освободить своих крестьян со значительными наделами земли. Но они хотели получить высокий выкуп, дабы покрыть потерю дохода от отмены оброка. Корнилов допускал исключения из этой общей картины, но, как это часто бывает, некоторые из тех, кто принял его толкование, были более догматичны и предусмотрительны.

Рассмотрение фактических предложений отдельных комитетов о размерах крестьянских наделов и об их выкупе показывает, что они выходят за рамки имеющихся данных. Четкого географо-экономического деления между губерниями и областями, описанного Корниловым и его последователями, из данных не вытекает, да и некоторые обычно приводимые обобщения неточны. Свою роль сыграли географические и экономические соображения, но они, по-видимому, действовали с гораздо меньшей силой, чем это часто предполагалось.

Одиннадцать комитетов были готовы разрешить крестьянину сохранить владения того же размера, что у них были сейчас. Семь из этих 18 губерний были нечерноземными губерниями, из них три литовские (Виленская, Гродненская, Ковенская), две белорусские (Минская, Смоленская), одна северная (Вологодская) и только одна в Центральном промышленном районе (Тверь). Остальные четыре находились в Черноземье, три на юго-западе (Волынь, Киев, Подолье) и одна в Заволжье (Самара).

Губернские комитеты, как черноземные, так и нечерноземные, хотели сократить существующий размер надела на одного крестьянина. В целом процент сокращения, предложенный комитетами черноземных губерний, был выше, чем рекомендовали комитеты нечерноземных губерний. На самом деле комитеты Ярославля, Костромы и Москвы настаивали на весьма значительном урезании наделов, как это рекомендовали самые алчные из черноземных комитетов. Между тем эти три губернии находились в центре Центрального промышленного района и имели один из самых высоких показателей крестьянского оброка в империи (87,4 процента в Ярославе, 87,5 процента в Костроме, 68 процентов в Москве).

Наконец, существовали не только резкие различия между рекомендациями губернских комитетов с одинаковыми географическими и экономическими характеристиками, как, скажем, между Тверью и ее соседями Москвой и Ярославлем, но и внутри самих отдельных комитетов. В Симбирске, например, большинство членов комитета предлагало наделы по Р/₂ десятины на душу, 5 членов хотели от 2 до 3 десятин, а двое предлагали сохранить существующий размер; в Нижнем Новгороде большинство проголосовало за 5 десятин на тягло, меньшинство – за 37₈; и т. д.