Батийна

Стараясь не выдать себя, утаить свое душевное потрясение от чужих глаз, она засуетилась, захлопотала на кухонной половине юрты. Но всей душой была с ним, а Абыл следил за каждым ее движением.

«Слава богу, что дал нам встретиться. Я счастлива, Абыл, что вижу твои глаза. Возможно, ты заглянул, проезжая мимо. Все равно я всегда с тобой, я — раба твоих желаний и твоей мечты, — мысленно говорила она с Абылом. — Да, ты не имел права забыть меня. И не забыл. Приехал. Я увидела родное мне лицо. Правда, ты немного постарел. И тебе досталось, как верблюду караванщика. Наверное, не один перевал осилил… Немало горя хлебнул. Правда, милый?»

Батийна виду не подавала, что это и есть ее единственный, желанный человек. На глазах у родственников и молодых женщин она вела себя так, словно Абыл ее старший брат: она засыпала его сбивчивыми вопросами — о новостях в аиле, о житье-бытье, как обычно расспрашивают родного человека, с которым давно не виделись.

Сердце ее трепетало, а мысли птицами порхали в голове: «Что же делать? Чем его угощать?» Однако все еще не торопила мужа скакать за убойным бараном, сзывать гостей и певцов на вечер.

Она ставила самовар, взбивала сметану. В закопченной из черной урючины чашке принесла терпкого кумыса, налила его в расписную, узорчатую миску и подала «брату». Все у нее спорилось, все ладилось.

Батийна то и дело бросала нежные взгляды на Абыла, вспоминала прошлое, и ей страстно хотелось, чтобы он почувствовал себя свободным, рассказал что-нибудь или спел песню… Но сразу просить об этом было бы неприлично, стыдно. И она, безмолвно наблюдая за ним, догадывалась, о чем он думает и о чем мечтает. «Неужели ее Абыл по-прежнему беден? Неужели его родственники и братья не вылезли из нужды? Люди без своего скота. Все-таки годы прошли! И немалые годы! На ком, интересно, он женился? Вдруг попалась какая глупенькая? Но Абыл — человек разумный и сумеет ее перевоспитать. Нет, все-таки жена скорее заботливая. Догадываюсь по его старой, поношенной, но чистой и аккуратно заштопанной одежке. Воротник белый, все скроено ладно, по нему… Лишь бы жили хорошо. Что еще им пожелать…»

Абыл сидел с видом безучастного, сильно притомившегося путника. Однако все его существо, все мысли и чувства были поглощены Батийной, его Батийной. «Соловей ты мой, знаешь ли ты, сколько я о тебе передумал за все дни и ночи? Знаешь ли, сколько испытал я боли? Что бы там ни было, я не мог не увидеть тебя, моя звездочка. Нас с тобой разлучили, как двух выросших вместе жеребят. И заблудились мы, как эти жеребята в горах. Осиротели друг без друга. Но тебя никогда не забывал я и не забуду. Когда мы расстались, я перенес много страданий. Поначалу дал себе слово: никогда не женюсь. И долго жил в одиночку. Но жизнь берет свое. Она меня взнуздала, как необъезженного коня, и заставила покориться судьбе. Взял жену в помощь престарелой своей матери. На мое счастье, попалась милая, честная женщина. Не писаная красавица, но с хорошей душой. Не укоряй меня, что так случилось, что я взял другую. Кому теперь жаловаться? Значит, это наша судьба. Между нами, как неприступная скала, встал Адыке. Ни переедешь, ни обойдешь эту скалу. Кроме проклятий за нашу разлуку, я ему ничего не желаю!.. А тебе чтобы в этой юрте жилось хорошо, чтобы никто никогда не обижал тебя…»

Мысли Абыла прервал резкий голос откуда-то вернувшегося Кыдырбая. Услышав, что от дяди и свата Казака приехали люди, он привязал коня к среднему колу и заспешил в юрту, где сидели гости.

— Э-э, да у нас гости издалека!.. Ассалом алейкум! Нет, нет, вы не двигайтесь, сидите, сидите. В нашей юрте гостей не тревожат. Молодцы, что приехали. Небось трудно было? Кони пристали, сами как, а?

Не дослушав ответа гостей, он обратился к Батийне:

— О-о, милая сестра племени, — давно Кыдырбай не называл этим ласковым словом Батийну; теперь перед гостями ему хотелось показать, что любит и уважает невестку, — сама знаешь, как встречать дорогих гостей. А где тот?.. — Запнувшись, Кыдырбай поправился: — Где Алымбай? Пусть расседлают коней, а когда остынут — пустят травы пощипать. Пошли ребят за кизяком и водой. Да пусть шевелятся побыстрее…

Едва Кыдырбай успел распорядиться, кто-то попросил благословить на убой огромного валуха с тучным курдюком; женщины испекли груду румяных боорсоков, вскрыли новые карыны — хранилища масла и наполнили чашки солнечной горкой. На дастархане появились желтый, как молозиво, сладкий сушеный сыр, нават, сахар…

Вместительная юрта быстро заполнилась — пришли родственники с женами и молодые женщины посмотреть на брата Батийны; пришли и близкие подруги Батийны, посвященные в её сердечные тайны.

Вполголоса они перемолвились меж собой: «Слышите, кто приехал? Батийна говорила, что ее Абыл умеет читать газели. Пойдемте послушаем, увидим, что за человек, от которого Батийна без ума».

Одним словом, в юрте было полным-полно званых и незваных, добрых и злых, коварных и чистосердечных людей.