Батийна

Бактыгуль, очутившись в своем мешочке, растопырила худенькие пальцы, на лице ее появилось подобие улыбки, и, не отрывая глаз от Батийны, она слабо прошептала:

— Мама, мама…

Да, двухлетняя девочка уже понимала материнскую ласку.

Сердце Батийны сжалось в комок, его словно чем-то кольнули.

Абыл, пройдя несколько шагов, обернулся и тоскливо крикнул:

— До свидания! Прощай, мой соловей! Кто знает, увидимся или нет. Да хранит тебя бог. Мы будем за тебя молиться…

И с одним ребенком за спиной, другого ведя за руку, словно древний старик, опираясь на кривую жердинку, побрел Абыл вслед за караваном беженцев.

Батийна долго провожала их прощальным взглядом.

Отдохнув и дав отдохнуть вьючным, люди из аила Кыдырбая опять тронулись в путь. Меньше стало пеших, всех разместили по крупам лошадей, по спинам волов, по горбам верблюдов.

Позади остался еще один день пути, к беженцам стали прибиваться новые семьи из аилов, что задержались по укромным местам Ак-Сая при бегстве.

Качыке, видя, как люди находят знакомых, как встречаются и радуются, вспомнил о дяде Алымбае. Он подъезжал к незнакомым, умоляюще расспрашивал: «Дяденьки, скажите, не было ли среди вас чужих людей? Я потерял давно своего дядю Алымбая. Он сын Атантая из Карасаза… Такой широкоплечий, неуклюжий, тихий… Если увидите его, то скажите, что люди из его апла поехали на свое прежнее стойбище. Напомните ему, что у него был старший брат Кыдырбай, младший племянник Качыке и жена Батийна. Скажите, что они живы, здоровы и поехали на старое место».

Лишь Батийна, кажется, оставалась равнодушной. Она не искала Алымбая. Для нее он был давно потерянный человек. И она никому не признавалась, что где-то у нее муж. В то же время она не вправе была сказать — я, мол, безмужняя и хочу вырваться на свободу. Женщина не вольна самостоятельно покинуть юрту, порог которой переступила в молодости с мужем.

Батийна неотступно мечтала о свободе. Ей мучительно хотелось уйти в неведомом направлении, где ее никто и никогда не смог бы найти.

И в такое время, когда душа рвалась к свободе, надо же было умереть Кыдырбаю и завещать ей, Батийне, весь оставшийся скот, свою юрту, даже младшего сына Качыке! Кыдырбай предвидел, что с этим трудным наследством справится разве что Батийна, а не его ворчливая и вечно больная Турумтай. «Если упустить Батийну, — вероятно, думал он, — все пойдут по миру. А с ней они не пропадут». Не случайно он все свое движимое и недвижимое состояние ей оставил. Даже умирая, старший брат подумал о младшем Алымбае. Заботился о человеке, о котором никто ничего не знал…

Через два дня пути кочевники остановились в обширной долине, где можно было хорошо отдохнуть не только людям, но и скоту. Остановились еще и потому, что многие отстали и их надо было дождаться.

Яркое солнце, мягкий ветерок… Люди ставили на скорую руку шалаши, устанавливали треноги, каждый находил себе занятие. Батийна выехала собрать разбредшийся по пастбищу скот, помочь подходившим беженцам снять скарб, принять с седла малолетних.

Батийна ехала по лугу, прислушиваясь, как под копытами чавкает зеленая жижа, и думала: «Как там мой Абыл? Дошел ли он до своей стоянки с беспомощными детьми? Не растерзали ли его бродячие псы?»

Впереди в густой куге показалось что-то черное. Сердце женщины чуть не оборвалось. Она погнала лошадь, чтобы скорее увидеть, что там впереди. Как раз в это время чей-то незнакомый голос окликнул ее:

— Эй, Батийна, Батийна-а! Давай скорее суюнчи. Муж твой нашелся!

Батийна доехала до трупа, осмотрела и повернула коня назад. В траве лежали останки крупного верблюда. Волки и собаки сделали свое дело — торчали обглоданные ребра да порванная в клочья шкура.

Позади шли новые беженцы. Среди них выделялся один — у него и походка была не как у людей, и одежда состояла не то из шкурок, не то из отрепья. Все с удивлением смотрели на неуклюжего человека.

Тот же голос, что догнал Батийну, раздался снова:

— Эй, баба, я попросил у тебя суюнчи за то, что нашелся твой муж, а ты, как бешеная, скачешь в другую сторону. Что это значит? Или уже не нужен тебе нареченный муж? Вон, посмотри, шагает твой муженек.

— Пусть себе шагает. Сам потерялся, сам и пришел. Что же теперь делать? О, боже! Уезжал в белом кементае, а вернулся хуже нищего. А где же два табуна лучших коней? На кого он похож? О прародитель!

Человек, просивший суюнчи, сидел на крупной пузатой кобыле. Услышав слова Батийны, он поскакал, недовольно бурча:

— Скажи создатель, что за жизнь свалилась на наши головы? Жена отрекается от живого мужа и нисколько не радуется его возвращению. О всемогущий пророк!