И мальчик, выпив столько воды, что даже живот вздулся, повалился на спину в густую душистую траву.
Мужчина тоже глотнул из широкой горсти и, закатив глаза от удовольствия, проговорил:
— Ах, родная, милая земля, земля моих предков. Даже вода сладка, как сахар.
Глядя вдаль по течению родника, он притих и задумался. Но девочка опять зашевелилась и не дала отцу додумать свою думу. Он подсел и расстелил около нее одеяльце.
Занятый кормлением ребенка, человек не замечал стоявшую неподалеку женщину.
— Не плачь, Бактыгуль, — приговаривал он. — Ты же смышленая. Мы уже прошли границу. Сейчас мы в краю наших дедов. Скоро домой дойдем… Не плачь, это земля наша и вода наша!
Батийна расстилала белье по валуну, покрытому красноватым шершавым лишайником. Как услышала этот голос, сердце у нее защемило. Она присмотрелась: «Кто это? Неужели Абыл? Откуда он здесь?»
Человек кормил и все утешал девочку:
— Немного уже, доченька, осталось нам шагать. Только нельзя отставать вон от тех, кто впереди идет. Вместе с ними придем на свое стойбище.
— Абыл!
Он поднял удивленные глаза. Батийна? Неужели? Как изменилась! Неужели наяву он видит ее?
Не было больше прежней, цветущей Батийны. Перед ним стояла в потрепанном ситцевом платье постаревшая женщина. Руки и лицо ее потрескались от солнца и воды.
— Прости, что не сразу тебя заметил. Ты так тихо подошла, Батийна. Откуда ты здесь? Ну здравствуй же! Как я рад этой встрече! И тебе досталось тоже…
Батийна взяла девочку на руки:
— До чего же легкая! Как бабочка!
Абыл покачал головой:
— Взрослые едва держатся на ногах, куда уж там детям… Они лишились матери, горе и нехватки быстро согнули. На аил наш свалился сыпной тиф. Всех похоронил под камнями Кашгара… Да и сам едва жив… Не знаю: живы ли, здоровы ли родственники… Бреду вот за людьми со своими сиротами. Теперь, думаю, не пропадем. Все-таки на свою землю ступили наши ноги.
— Когда же умерла мать этих бедняжек? — спросила Батийна.
— Ранней весной. Перенесла тиф, только было поднялась, а тут простудилась… Два дня пролежала и распрощалась с нами. Детей на меня оставила. — Смахнув скупые слезы, Абыл продолжал: — Бедняжка не дожила до этого дня. А как хотелось ей увидать родную землю! Милая была женщина, хотя после тебя я думал, что никогда не женюсь. Оказалось, очагу мужчины не быть без хозяйки. Повстречалась она на пути. Хорошо прожили с ней эти годы…
Батийна от чистого сердца старалась утешить Абыла:
— Не печалься, Абылжан. Пусть она попадет в рай, бедняжка.
— А что еще можно пожелать?
— Как зовут твоих детей?
Абыл оживился.
— На руках у тебя Бактыгуль. Родилась на второй год, как я приезжал к тебе. А сына зовут Бактыжан. Видишь, оба имени говорят о счастье. Это мы им такие имена дали, чтобы хоть они были счастливы. Ведь мы так с тобой стремились к счастью, А оно оказалось короче полета ночной звезды… Мы уж теперь…
Батийна поцеловала девочку в щеку и позвала к себе Бактыжана; мальчик с удивлением смотрел на нее своими большими, карими глазами, точь-в-точь как у Абыла.
— Иди ко мне, Бактыжан, — сказала она ласково. — Подойди поближе.
Мальчик робко подошел. Она погладила головку, поцеловала в лоб.
— Дети совсем замученные и грязные. Оставайтесь дня на два-три. Покормлю их, обстираю. Сам отдохнешь. Ладно?
Батийна смотрела на его исхудалое, почерневшее лицо и никак не находила в нем прежнего молодого джигита. Скулы выдались вперед, глаза запали, белки покрылись желтизной, нос заострился.
— Э-э, милая Батийна, что тут и говорить! Очень хотелось провести всю свою жизнь рядом с тобой. Но бог не дал… Ты просишь остаться. Я бы рад, если бы люди, к которым мы пристали в дороге, остановились на отдых. А они, видишь, уходят дальше. Отстану от них с этими крошками, мне трудно придется. Одному опасно ходить по горам и ночевать в безлюдном месте. Тут не только хищники Великих гор. Страшны и бродячие собаки, их так много развелось, они растаскивают трупы людей.
Абыл шершавой ладонью протер воспаленные глаза, положив в рот дочери кусочек толокна.
— Что можно поделать! Коварная жизнь разлучила, развела нас в разные стороны. Все надежды отрубила одним махом.
Батийне стало больно слушать Абыла. Она посадила девочку на колени отцу и быстро отошла. Недолго задержалась у себя в шалаше и тут же вернулась. У нее было два свертка: один под мышкой, другой в руке.
— Да, да, — торопливо сказала она, будто разговор между ними и не прекращался. — Нельзя вам отставать от людей. Желаю вам спокойной перекочевки. Возьми эти старые вещи. Детям кое-что перешить можно.
Батийна подала и второй узелок, завернутый в старый платок.
— Здесь немного масла и толокна. Где остановитесь, размешай детям толокна с маслом…
Она торопливо посмотрела по сторонам и, заметив на лужайке оброненную жердинку, принесла Абылу.
— Возьми на всякий случай и эту палку. С ней удобнее шагать. Вдруг хищники встретятся, можно отбиться…
Она приласкала детей, поцеловала девочку в щеку, запеленала ее и увязала на спиле Абыла.
— Ну, с богом. Будем живы, увидимся. Береги себя. До встречи, милые.