— Как-никак, доченька, они доводятся нам племянниками. Отец твой проснется среди ночи и повторяет, что они уважают тебя… Я тоже так думаю. Кыдырбая ты сама видела. Неплохой человек. Пожалуй, если старший брат хороший, младший не должен быть хуже. Ведь яблоко не падает далеко от своих веток, свет мой. Напрасно не переживай. И не плачь. Знай, каждая капля твоих слез — это капля яда на мое сердце. Твои слезы сушат и твоего отца. Пожалей и себя и нас, ясная наша звездочка.
С лица Батийны сходила грусть. Образ Абыла понемногу меркнул и удалялся, и вот уже он силуэт путника, истаявшего в безбрежной степи. Душевная рана молодой женщины, казалось бы, затягивалась.
Красное лето, словно девушка в яркой косынке, уступало золотистым дням осени. Чисто голубое прозрачное небо: ни единого облачка, хотя бы с яблоко.
Те, кто жил без своего скота, переехали поближе к тем, кто имел скот, — чем-то помочь и, глядишь, подработать на зиму кусок масла или сумку сушеного творога.
На желтеющих лужайках, по ложбинам, вдоль берегов рек и горных озер, на пологих склонах — всюду и везде кочевники раскинули свои юрты.
Всадники кучно гарцевали по путям-дорожкам, куда-то торопились, громко балагуря меж собой, и со стороны казалось, что джигиты решали важные дела. А разъезжали-то они по гостям в поисках хмельного кумыса. Были и такие хитрецы, что под предлогом кумыса тайком высматривали невесту себе или достойную девушку для друга.
Щедрая осень — пора тоев, поминок. В аилах на длинноухих ослах и мулах появлялись в пестрых халатах спекулянты из Андижана и Самарканда. Вызывая злобный лай у псов, они шумно, на всю округу, расхваливали свой товар.
Семья Казака со своим аилом перебралась на ровную обширную поляну у устья реки, что впадала в озеро. Охотник, попав в беду из-за дочери, совсем разорился и вынужден был держаться поближе к людям, — тут хоть молочка выпросишь малышам. Многочисленная родня в аиле поддерживала семью Казака, не забывая его всегдашнего благородства и заботы о них в свое время.
Отец нередко говорил Батийне: «Бог даст, выдам тебя замуж и рассчитаюсь с Адыке. А там как-нибудь достану лошадь, ружье, беркута и снова заберусь в горы… И пропади пропадом эти баи, пусть лопаются от собственного жира».
Батийна думала про себя: «И то правда, раз уж я просватана, скорее бы меня забирали. А то сижу на шее у отца с матерью и объедаю братишек и сестренок».
Солнце пошло на спад. Пестро одетые девушки и молодухи, засидевшиеся по юртам, резво высыпали на зеленый берег. Река здесь широко разлилась, и в ее медленном течении виднелся каждый камушек на дне.
Шум и визг висели над рекой, девушки купались, брызгали друг в друга водой.
Из-за округлого холма показались несколько всадников, направлявшихся прямо к аилу.
Батийна никак не хотела вылезать на берег. Сайра мылась стоя по колено в воде.
— Хватит купаться, кызыке, — вдруг заторопила она Батийну. — Скорей одевайся. Сюда едут посторонние люди!
Всадники спустились к реке, и кони, рассекая воду крепкими ногами, пошли вброд. Впереди выделялась кряжистая широкоплечая фигура Кыдырбая на гнедом рослом жеребце.
Кыдырбай, которого Батийна узнала с первого взгляда, был в дорогом кашгарском широченном халате с ослепительными блестками. Деловой человек, он поддерживал постоянную связь с торговцами, барышниками и спекулянтами, приезжавшими из Андижана, из Кашгара. Ранней весной Кыдырбай закупал истощенный скот по дешевке, летом выгуливал его на сочных пастбищах и ближе к осени, когда сотни овец, коров набирали в весе и лоснились от жира, продавал их втридорога торговцам из города.
Приметливый глаз Кыдырбая разглядел среди девушек Батийну и ее джене Сайру. Кыдырбай держался непринужденно, как свой человек, а не как сват, соблюдающий все правила сватовства.
Завидев невесту младшего брата, он сразу же повернул коня к девушкам:
— О милые племянницы! Вижу, все вы посвежели, что ж, дай-ка я пожелаю вам румянца на щеках, бодрости в теле. Будьте же всегда веселы и чтоб улыбка не сходила с ваших чистых лиц!
Путники, люди средних лет, поехали дальше. Среди них только два-три джигита. «Кто же из них мой будущий муж?» — на лице Батийны мелькнула усмешка.
Кряжистый, неуклюжий джигит, — он показался Батийне моложе всех, — в черном халате и на вороном коне замыкал шествие всадников. Халат явно был не по нему — болтались рукава и подол, и джигит выглядел смешно. Батийна внимательно рассмотрела его склоненную набок фигуру, — он ей сразу не понравился.
— Мне кажется, — шепнула она Сайре, — что мой будущий муж именно этот, в черном халате. Неужели аллах снова послал на мое несчастье какого-то увальня, а, джене?
Сайра, в утешение Батийне, сказала:
— Нет, почему же, человек как человек. Он, видимо, еще очень молод. Подрастет, приосанится. Не унывай, дорогая. С первого взгляда трудно оценить человека. Увидим…
— Да ты всмотрись хорошенько, джене! Настоящий медведь. Он и на лошади сидеть-то не умеет.
Молодайки старались отвлечь Батийну от дурных мыслей, но разве сердцу прикажешь любить, кого оно разом возненавидит?