Батийна

— О дядя, вы все так хорошо сами понимаете, в чем же дело? Отправьте в таком случае сватов туда, откуда они прибыли. Батийна нам самим нужна. Вы же помните Алымбая — младшего сына вашей покойной старшей сестры Данакан? Ему нынче пошла двадцать первая весна. Мы еще не женили его, холостой пока. По виду джигит должен вырасти хорошим хозяином. Любит четвероногих, так и вертится около них. Если вы не против, давайте договоримся: пусть Батийна станет его женой. А она не чужая нам. Жить молодые будут отдельно в своей юрте, со своим очагом. Если Батийна окажется умной женщиной и хорошей хозяйкой, она будет управлять не только нашим скотом, богатством, но и нашими головами. Лишь бы они с мужем жили дружно около нас…

Вразумительные речи Кыдырбая явно пришлись по душе Казаку, и он подумал: «А что, правду говорит. Все-таки мы в родстве. Живут они в полном достатке. Если Батийна поведет себя достойно, то будет наконец счастлива».

И Казак не кривил душой, когда обратился к посланцам Абыла:

— Мы вас ничуть не хотим унизить. Вы хорошие сваты, и я рад бы с вами породниться. Да что поделаешь, решись я отправить ее вам, завтра же мой аил сотрут с лица земли. Что я могу выставить против Адыке? Сами знаете, что он за человек! А на свете разве мало не достигших своих желаний влюбленных? Вспомните хотя бы Кукук и Сейнеп?[41]

Казак отвернулся, чтобы не показать своего смущения. А Татыгуль сердцем почувствовала, как больно дочери расставаться с Абылом. «Ай, как жаль, что отказали такому умному и видному джигиту! Чем все это кончится?»

— Что ж, руки у нас коротки, — сказали мужчины и повернули своих коней прочь.

Только мать Абыла, Татына, потеряв последнюю надежду и чувствуя себя напрасно оскорбленной, не сдержала слез.

— О аллах, где твоя справедливость? Единственный сын и тот несчастный. Бедность наша поперек твоих надежд, сынок.

— Не плачь, милая моя сверстница, — сказала мать Батийны, Татыгуль. — Такова божья воля. Мы хотели бы породниться с вами, но аллаху это не угодно. Пожелаем нашим детям, чтобы каждый из них нашел свое счастье…

Татыгуль, прощаясь, тронула руку Татыны, и они в слезах расстались.

Батийна тайком наблюдала за посланцами Абыла и, увидев, что они уехали ни с чем, стояла ни жива ни мертва, вся дрожа и закусывая до крови губы.

Сайра, неотступной тенью ходившая за Батийной, не оставляла ее одну в беде:

— Умница моя, терпи, кызыке. Сам аллах разлучает тебя. Значит, Абыл не суженый тебе. Надо смириться со своей судьбой. Может, и над тобой взойдет солнце? Не отчаивайся.

Батийна расплакалась, причитая:

— Почему жизнь так безжалостна? Чем я провинилась перед богом, что он обрушил на меня беспросветную ночь? О мой желанный Абыл, почему мы с тобой такие бессильные? Если б навсегда нам соединить кровь с кровью, сердце с сердцем, как это было у Джумадыла и Джумагуль!

«Медведь»

Отец говорит спокойно, веско:

— Не скорби, доченька. Дочь должна почитать своих родителей, не идти против их воли. Родители не желают плохого своему ребенку. Ты знаешь: ради скота я не стал бы лишать тебя счастья. И за калымом я меньше всего гонюсь. — Борода и усы охотника нахохлились, словно он прозяб. — Но что поделаешь? Мне очень больно. И ты не мало перенесла горя… Я хочу, чтобы остальная твоя жизнь сложилась счастливо. Твоя бабушка когда-то не смогла своими руками выдать замуж двенадцатилетнюю Данаке. Ей не дали вырастить девочку и справить ей той. Говорят, у бедного деда на то не было воли. Старики жили около большого рода Барак-хана, рядом с Арстаналы и прислуживали именитому беку, как могли. Этот Арстаналы был очень свирепый человек. Донесут из подвластного ему аила, что бедняк замуж отправляет красивую девушку, своевольный отпрыск ханского рода немедля отрядит своих джигитов в погоню. Они любым путем опозорят невесту… Родители были в полной зависимости от бая и терпеливо сносили все обиды.

Бедная твоя бабушка мечтала с честью выдать свою Данакан за человека, который бы ей приглянулся. Жених у девочки уже был. Бабушка твоя все делала тайно, не прознал бы бек, что Данакан просватана, что к ней приезжал жених. Выбрав однажды темную и глухую ночь, она усадила Данакан на круп лошади и сама отвезла ее в юрту нареченного жениха.