Батийна

Не всякая дочь посмела бы появиться в юрте, где находились почтенные гости. Айнагуль же чувствовала себя свободно и сидела с именитыми людьми за общим дастарханом. Да и боялась ли она чего-нибудь, прославленная в округе красавица? Айнагуль уже не девочка с косичками, а видная женщина в элечеке. Почему бы и ей не посидеть здесь в качестве равного достопочтенного гостя?

Не жди беду, она сама придет. Беда нежданно-негаданно посетила и эту милую юрту. Не успели гости как следует поесть, как у Санжара страшно разболелся зуб. Бедный малый не мог откусить и кусочка мяса, взвыл от боли и попросил перевязать щеку платком. Мотая головой, он стонал, давая понять, что никуда не сможет ехать и просит оставить его в покое. Когда гости стали собираться в дорогу, Санжар едва слышно взмолился:

— Мой мирза, зуб болит нестерпимо. Разрешите мне остаться на ночь, отлежаться. Все равно мне невмоготу скакать в седле. Как только зуб успокоится, я вас догоню.

Манапбай недовольно буркнул:

— Что ж, оставайся, если тебе так плохо. Только не забывай, как приедешь, сразу же отправимся к озеру. Будем ждать тебя. Не задерживайся.

— Если б не страшная боль, зачем мне оставаться в чужом апле, мой господин? Даже ночью я поспешу следом за вами, прошла бы только зубная боль. Без меня не уезжайте.

— Хорошо.

Как ни упрашивала Гульгаакы остаться на ночь, Манапбай наотрез отказался. Когда гости уже садились в седла, Гульгаакы подарила Манапбаю молоденького иноходца.

— Дорогой мирза, из благопристойной юрты нельзя уезжать без подарка…

После отъезда Манапбая и его дружков зуб Санжара «разболелся» еще сильнее. К вечеру же боль оставила бедняжку в покое. Он даже доел оставшуюся от господина баранинку и собрался уж седлать коня, но зуб снова засвербил. Санжар не мог найти себе места. Он то заходил в юрту, то выходил, садился на валуны, хватался за голову и таращил от ужасной боли глаза.

И снова беда. Поздно вечером, когда юрты уже погрузились во мрак, у Айнагуль ни с того ни с сего разболелся живот. Боль была нестерпимой. Обеспокоенная Гульгаакы, намешав горячей золы в чашке, пробовала прогреть живот Айнагуль. Но боли, притихнув, возвращались с новой силой. Женщина корчилась, извивалась, стонала. Поднялась сумятица. Все, потеряв голову и не зная, чем помочь Айнагуль, совсем забыли про гостя. А Санжар незаметно покинул юрту.

— Ой, живот крутит нестерпимо! Мама, выйду я проветриться на воздух, может, полегчает… сказала Айнагуль и одна вышла из юрты. Пождали и не дождались: ни Айнагуль с резью в животе, ни гостя с зубной болью. Когда заподозрили бегство и бросились искать Айнагуль, она с Санжаром уже давно была за седловиной перевала.

Допусти подобную шалую проделку семейный человек похищает замужнюю женщину — не внук знатного Барак-хана, а кто-нибудь другой, из малого рода, аллах знает, что бы тут творилось. От аила, наверно, не осталось бы камня на кам не. Старейшины, аксакалы и наставники давно бы вызвали бия и, конечно, потребовали бы призвать к порядку нарушивших обычай смутьянов. У виновных перерезали бы весь скот разбросали бы все имущество, а людей из этого рода пустили бы по миру нищими и обездоленными.

Манапбай был сыном Арстаналы — старшего сына Барак-хана, он прославился в народе чванством и высокомерием. Далеко на востоке и на западе разнеслась слава и об Арстаналы. Любил он козырять крылатым наречием: уж если я колыхнусь, кто меня остановит? Да, перед грозным самодуром Арстаналы люди трепетали, не осмеливаясь ему прямо взглянуть в глаза.

Когда по горам прокатился слух, что сын батыра Арстаналы Манапбай украл сноху Асантая, прославленную красавицу и дочь Бармана Айнагуль, от удивления раскрыли рты не только простые люди, но и старейшины.

— О аллах, что за напасть ожидает нас? — восклицали одни.

— Он увез ее или силой отнял? — вопрошали другие.

— А чтоб ей было пусто! Как бы там он ее ни брал, жди теперь беды! — подключались третьи.

— Два верблюда дерутся, а гибнут мухи, что жужжали у них между ногами.

— Пай, пай! Что за сумасбродная вольность? Ни у одного народа, наверное, не случалось, чтобы похитили замужнюю женщину.

— Жди не жди, а дело свершилось. Своевольный Манапбай перешагнул через все обычаи предков. Благо, что он сам ездил воровать себе жену. А вспомни-ка про его отца Арстапалы. Бывало, приглянется кто-либо ему, и он тут же шлет своих людей, а те безоговорочно забирают намеченную девушку или женщину. Свои опасные шалости беки прекратили, лишь когда мы подпали под белого царя. Последуй Манапбай по стопам отца, он просто насильно забрал бы ее…