Читаем Баудолино полностью

— Баудолино, аз не хвърча в облаците като онези двамата и не мога да разказвам истории. Смешни ми са тези, които тръгват да търсят по света нещо, дето го няма. Важни са нещата, дето ги има, само че не трябва да се показват на всички, защото завистта е ужасен звяр. Този Градал е свят, повярвай ми, защото е прост като всички свети неща. Не зная къде ще го поставиш, но всяко място освен това, за което ще ти кажа след малко, ще бъде грешка. Чуй какво ми дойде наум. Помниш, че след като умря бедният ти баща Галяудо, Бог да го прости, всички в Александрия започнаха да говорят, че е редно на спасителя на един град да се издигне паметник. После знаеш как става: говори се, говори се, и нищо не се прави. Аз обаче, като обикалях селата да продавам жито, бях открил в една порутена църквица близо до Вила дел Форо една чудесна статуя, докарана отнякъде. Представлява едно прегърбено старче, което крепи на главата си нещо като воденичен камък, може би камък за основа на постройка, или голяма пита сирене, върви го разбери какво точно, и сякаш се е превило на две, защото тежестта не му е по силите. Помислих си, че такъв образ иска да каже нещо, макар и да не разбирах какво, но нали знаеш как стават тези работи, ти правиш една фигура, после други измислят какво тя означава, нали може да се изтълкува и така, и така. Гледай какво съвпадение, си казах тогава, това би могло да бъде статуята на Галяудо, ще я вградим над вратата или в страничната стена на катедралата като малка колона, на която питата ще служи за капител, и ето ти точно смисъла, че той сам издържа тежестта на цялата обсада. Отнесох я вкъщи и я скрих в плевнята. Щом заговорех с другите за нея, всички одобряваха идеята. Но след това стана тъй, че като сме добри християни, трябва да тръгнем за Йерусалим, и тръгнах с другите и аз, тогава ми се виждаше свята работа. И нямаше връщане. Сега се прибирам у дома и само гледай след толкова години как ще ме посрещнат тези от нашите, които още не са се тътнали, а пък за младите ще съм този, който е тръгнал с императора за Йерусалим и който има повече от магьосника Вергилий неща за разказване вечер край огнището. Пък може преди да умра и да ме направят консул. Връщам се вкъщи и без да казвам нищо никому, отивам в плевнята, измъквам статуята, издълбавам някак си една дупка в това, което е на главата й, и мушвам там Градала. После го покривам с хоросан, посипвам го с чакъл, тъй че нищо да не се вижда, и отнасям статуята в катедралата. Зазиждаме я здраво нейде нависоко и тя остава там per omnia saecula saeculorum40, тъй че никой да не може нито да я смъкне, нито да види какво носи на тиквата си баща ти. Ние сме млад град и без много бръмбари в главата, но Божията благословия не вреди никога. Ще умра аз, ще умрат синовете ми, а Градалът ще си стои все там и ще пази града ни, без никой да знае, нали Господ Бог ще знае и това ще е достатъчно. Какво ще кажеш?

— Този край — господин Никита — ми се видя най-добрия за паницата, още повече че, макар много години да се бях старал да го забравя, единствен знаех произхода й. След всичко, което малко преди това бях извършил, вече не знаех защо съм се родил на тоя свят, тъй като през целия си живот ни веднъж не бях сторил нещо свястно. С този Градал, ако го запазех, бих натворил само нови глупости. Прав беше добрият Бойди. Би ми било приятно да се върна с него, но какво щях да правя в Александрия, с всичките си спомени за Коландрина, и да сънувам всяка нощ Хипатия. Благодарих на Бойди за добрата идея, увих Градала в парцала, в който го бях носил през цялото време, но без реликвеницата му. „Ако трябва да пътуваш и те срещнат разбойници — казах му, — тази глава, която има вид на златна, веднага ще ти я грабнат, а на простата паница няма да й обърнат внимание. Взимай я, Бойди, и тръгвай, и нека Господ ти помогне в начинанието ти. Върви, искам да остана сам.“ Така си тръгна и той. Огледах се и си спомних за Зосим. Нямаше го. Не зная кога беше побягнал. Навярно бе чул някой да вика на друг, че ще го убие, а животът беше научил нашия приятел да избягва свадите. Познаваше наизуст тези места и бе се измъкнал пипнешком, докато ние бяхме заети с друго. Беше ни създавал доста неприятности, но бе наказан за тях. Пожелах му да продължава просешкия си занаят и Бог да му е на помощ. И така, господин Никита, аз прекрачих трупа на Поета, изминах обратно пътя по познатия ми проход на мъртъвците и излязох близо до Хиподрума, осветен от пожара. Ти знаеш какво ми се случи веднага след това, а малко по-късно срещнах теб.

<p>39. Баудолино става стълпник</p>

Никита мълчеше. Мълчеше и Баудолино, който седеше с разтворени в скута си длани, сякаш казваше: „Това е всичко“.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза