Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

Милый папа́, мне очень жалко и горько, что у нас вышло так нехорошо с тобой. Не сердись на меня и прости мне, если я доставил тебе страданий. Но это вышло против моей воли. Не думай также, что я когда-либо подделывался под твои взгляды, если я разделял их, то это было всегда совершенно искренно… А то, что я огорчил тебя (когда перестал им следовать), меня мучает больше всего. Я не хотел этого. Но ты всегда будешь огорчаться на нас (детей), пока будешь так строго требовать и вместе с тем не входить в нас (в наши проблемы).

Ты идешь своим путем, каждый из нас – своим…

…И потому я лучше, погибший, может быть, буду кататься на велосипеде, есть бифштексы в гусарском мундире, чем обманывать себя, тебя и других. Но знай, пожалуйста, и верь мне, ради Бога, что ты и то, что ты говоришь и чем живешь теперь, мне дороже всего на свете. Это правда, и я не обманываю себя.

Ф.Ж. Я люблю наше тело за то, что оно подает нам сигналы задолго до того, как мы сами поймем, что вообще происходит. Я говорю о таком явлении, как психосоматика. Приведу несколько примеров.

Человек во время общения может испытывать скуку и желание спать до того, как поймет, что собеседник ему немил и вызывает раздражение.

Люди, у которых сложные отношения с гневом или тревогой, начинают жаловаться на боли в животе или спине. Врачи говорят: «У вас здоровая спина, прекрасный желудок, это все нервы, пожалуйста, идите к психологу».

Психосоматика действует как рупор, который помогает докричаться до эмоционально глухих людей. Например, в детстве – до мамы или папы, а потом, когда мы вырастаем, – до внутренних родителей. В мире существует мнение, что некоторые переживания и мысли слишком незначительны, чтобы порождать боль, и это вызывает эмоциональную глухоту. Люди проявляют больше эмпатии к физической боли, им это проще понять. Легче подуть на ранку на коленке, чем на тревожность в голове.

Кажется, теперь в нашей истории ярче высвечивается линия отношений сына и отца. Мальчик хочет, чтобы папа его увидел и принял. Мне очень понравилось это письмо: про велосипед и бифштексы. Я подумал: «Вау, вот это круто! Здесь про то, чтобы наслаждаться какими-то маленькими моментами в жизни. Мне двадцать лет, и вот что я должен делать. Мне двадцать лет!!!»

Проигранная борьба за индивидуальность

Б.П. В Швеции Лёля нашел себе прекрасную спутницу жизни, женился на дочери своего доктора Доре. Казалось бы, «толстовская болезнь» преодолена, с отцом помирились, можно дальше спокойно жить собственной жизнью. «Ты идешь своим путем, каждый из нас – своим…» Нужно было только отыскать свой путь. Но не тут-то было.

Лёля все-таки решил, что должен стать писателем и публицистом, как его отец. Более того, он вернулся на родину и в художественной литературе и публицистике стал открыто выступать против учения Льва Николаевича.

Вот это самое удивительное. Можно было писать о чем угодно, все темы и жанры открыты. Зачем брать отцовские темы и вступать с ним в борьбу? Но Лёлю интересует, кажется, только отец.

Например, Лев Толстой пишет знаменитую мрачную повесть «Крейцерова соната», где критикует брак. А сын выпускает вслед за ней повесть «Прелюдия Шопена», наоборот, о семейном счастье. И беда не в том, что он был не согласен с отцом, а в том, что Лёля стал спорить с ним на поле художественной прозы. Как будто задирая его по-ребячески. И беспомощность его «Прелюдии Шопена» так бросалась в глаза в сравнении с «Крейцеровой сонатой», что с этого момента Лёля стал предметом насмешек для русской критики, мальчиком для битья. Его стали называть вместо Льва Львовича – Тигр Тигрович, Соскин-Младенцев и т. д.

В 1900 году, вернувшись из Ясной Поляны, Горький написал Чехову о Лёле: «Не понравился мне Лев Львович. Глупый он и надутый. Маленькая кометочка, не имеющая своего пути, еще более ничтожная в свете того солнца, около которого беспутно копошится».