Беглец (СИ)

— Она не любит меня. — Вот так новость. Этот мир не перестаёт удивлять. — Никогда не любила. Не знаю, почему она помогла тогда и помогала раньше… Не потому что мы друзья, и не потому что ей меня жалко. Когда она смотрит на меня… Ладно, проехали, — махнув рукой, осекается она.

— Что? Скажи.

— Она смотрит так, будто меня не существует. Как будто я вещь. — Она закусывает губу, раздумывая, стоит ли говорить, и, качнув головой, отворачивается к полкам. — Это ерунда, я несу бред. Не обращай внимания.

Удивительно даже не то, что Тейлор способна к подобного рода наблюдениям, а то, что из всего возможного она заметила это. Двое смотрят и видят каждый своё; но если двое видят одно — значит, это бросается в глаза.

Этот стакан почти пуст или едва наполнен, но из него не напиться.

Мы стоим в секции напитков. Забираю многострадальный пакет сока — она крутит его минут пять, — и кладу в тележку.

— Может, это не такой уж и бред. Может, она ждёт, пока ты сделаешь шаг навстречу. Кто знает, может, всё с самого начала было не так. Ты повзрослела, дай ей это заметить.

— Скажи, ты можешь решить любую проблему? — расцветая улыбкой, спрашивает она.

— Любую, кроме своих собственных — смеюсь я.

Бутылка Грей Гус в её маленьких руках кажется огромной. Она рассматривает этикетку, затевая разговор о здоровом образе жизни, который мы, смеясь, тут же посылаем в жопу.

Внезапный хлопок оглушает, заставляя подпрыгнуть.

Тот самый малой, что тёрся у полок с хлопьями, завывает, ухватившись за мамины ноги. Мать лупает глазами, перед которыми, наверное, пронеслась вся жизнь. Раскуроченный стенд опрокинут на пол, в брызгах вина и крошеве стёкол.

Тёмно-красное озеро расползается по серым плитам, прочерчивая стыки, как шахматную доску, распадаясь на подтёки.

Тейлор смотрит на меня, и испуганный взгляд скользит вниз.

Багровый ручей, не спеша, достигает моих туфель.

***

Пробка застаёт меня на мосту. День подходит к концу: солнце давно на убыль, светит как-то лениво из-за собравшихся туч. Ровная вереница машин тянется… даже думать не хочу, куда. Домой попаду нескоро: обещал в шесть, но в лучшем случае в восемь. Как настоящая офисная крыса, надо же; пересесть на пежо для полного сходства — и не отличить. Рядом на сидении телефон: воткнут между полными продуктов пакетами. Я бы позвонил, но, если честно, я так заебался, к тому же, чувствуя бурлящую внутри злобу, не хочу сорвать её на Греге. Я голоден, устал и раздражён ожиданием, потому что колонна даже не думает двигаться. Это взрывная смесь: если я лопну, мост подкосится на обе опоры и слетит нахуй, отправив всех к праотцам.

Если там впереди авария, надеюсь, её виновнику оторвало ноги.

Невероятно странное чувство: мы зависли здесь, в воздухе над рекой, и стоит лишь выжать газ и самую малость крутануть руль… и всё. Гуднайт, Вена. Ты уже не успеешь домой: ни в восемь, ни в десять.

Высовываюсь в окно, чтобы оценить размеры пробки. Мать моя… Ладно, хорошо, хуже этот день уже не будет. Внезапно, словно по приказу, небо разражается грохотом. Секунда тишины — и шипение, и стук по капоту, и стекающие за шиворот капли. Да чтоб тебя!

Солнце еле-еле, но светит, спрятавшись в складках грязно-синего неба. Маятник дворников вводит в транс, промокший насквозь рукав — отрезвляет. Я застрял между: между небом и землёй, между Сити и Саутворком, между солнечным днём и мокрым вечером. Между работой и домом, между Грегом и… между прошлым, которого не было и будущим, которому не быть.

Сюда бы Фрэнсиса, приободрить ноющее сердце. Или хотя бы знать, к чему оно ноет.

Заглядываю в пакеты, ищу, чем бы занять рот. Бутылка Грей Гуса — Господь, благослови эту женщину. Шарик касается языка, водка обжигает горло; ухх, сейчас, вот-вот сейчас я протрезвею и крутану руль. Кручу его из стороны в сторону, весь такой из себя, как в тусклых фильмах с Одри Хепберн. Представляю: если б сидел в кабриолете и вздумал убрать крышу, чтобы вся эта херня с неба залила салон, рубашку, пакеты и телефон, починить который дороже, чем купить новый. Но я не дива; я даже не яппи, несмотря на все атрибуты. Я какая-то херня нигде и между. Кручу руль, а машина — на ручнике, мне бы хоть раз довести что-нибудь до конца.

Ливень лупит по капоту, я не отнимаю бутылку от губ и жду чего-то. Знака, который подтвердит: ты, Майк, делаешь всё правильно. Вроде как Бог явился Ною с планом ковчега и переписью земного населения. И сказал: хватит пить, строй.

Я бы не стал ничего строить. Он мне даже не начальник, да и вообще, с какой стати ему просить гомика вроде меня. Вряд ли моя кандидатура его устроит, если только под ковчегом он не имеет в виду яхту с казино и огромным крутящимся танцполом.

Голова от нечего делать перебирает картинки, каждая из которых при должной работе фантазии могла бы оказаться хоть знаком, хоть пророчеством, хоть руководством по спасению мира. «Мда», — думаю я, когда она наконец определяется. Этот день идёт на рекорд.