Беглец (СИ)

Ну, а мне, мне что делать? Я не против моментов, когда он злится, но не в силах терпеть молчаливую обиду.

Опускаюсь на ковёр перед креслом. Он сидит, надув щёки, — явно ждёт, что я что-то скажу. Если бы я мог, как Шерлок, состроить щенячьи глазки, то сейчас как раз этот момент, но я…

…чешу затылок — да в жизни у меня не было такой привычки.

— Ваше Величество. Мне очень стыдно за моё опоздание. Я у ваших ног и готов повиниться всему, что вы скажете.

Он улыбается — не может не улыбаться, хоть и хочет напустить серьёзный вид.

— И заметь, — он говорит так, словно продолжает собственную мысль, — я не спрашивал, где ты был.

— Не спрашивал.

— И не спрашиваю, что ты делал. — И он не спрашивал, потому что не задаёт вопросов, если не хочет знать ответ.

— Ты трахался с Фрэнсисом? — выпаливает он.

Под моей спиной журнальный столик, но сейчас я не прочь размозжить о него голову.

Приехали.

Не уверен, что моя первая мысль — свести всё к шутке, — окажется уместной.

— Нет, я с ним не трахался. И ни с кем другим — тоже. Я встретил Тейлор, отвёз её домой, вернулся на работу, а потом застрял в пробке.

— Ты к нему прикасался?

Хмурюсь.

— Не в этом смысле.

— Не увиливай! Вот чёрт!.. — восклицает он, отворачиваясь. — Невероятно… Какого чёрта ты мне это рассказываешь?!

— Говорю же, не в этом смысле! Мы повздорили, я чуть не ударил его. Всё. Вся история. Больше ничего.

Он косится, сомневаясь, верить мне или нет. По его поджатым губам понимаю, что у меня есть шанс.

Пытаю удачу, утыкаясь ему в колени. Чуть подумав, Грег отзывается тяжестью ладони.

— Так что, ты лупишь всех своих бывших? — шутливо интересуется он, и этот вопрос остаётся без ответа.

А мгновение спустя он скользит вниз, опускаясь на колени.

И экран мелькает кадрами, где малышка-ящерица ловит одну муху за другой.

***

Теперь мы лежим на этом ковре, голые, приканчивая последнюю сигарету. Последнюю — это мысль тяготит меня. Она вроде есть, но скоро её не будет, так что я даже не могу насладиться предпоследней затяжкой. Чёрт бы меня побрал.

Потолок, идеально ровный, кажется таким далёким. Как небо, не ближе. Пальцы пытаются дотянуться, мои длинные тощие пальцы с треугольными пластинами ногтей. Перспектива. Кому нужна перспектива. Разве что перспектива остаться на этом ковре — вот только найду, чем укрыть его тело. Он протягивает сигарету — А? — чёрт, я опять это сделал, ушёл в себя. Он не должен это видеть, не должен быть свидетелем. Ему не нужен такой Майк, закрытый наглухо, весь в своём мире. Ему не нужны мои проблемы. Ему нужен Майкрофт — стянутый по швам, со своей фирменной натянутой улыбкой, с вытянутыми в струны мыслями — прямыми, простыми, что не спутаны в ком, а имеют начало и конец — тот Майкрофт, что знает: что делать, как быть, кто враг, когда, чем, — не допуская и тени сомнения, печали, страха — кроме тени на потолке. Я мог бы быть этим Майкрофтом. Для него. Боже, что я несу. Я и есть этот Майкрофт.

Да, Майк, спасибо, что уточнил. Будет проще, если ты не станешь раздваиваться и удваивать наши проблемы. Благодарю.

— Что за интересные мысли? — говорит он, перевернувшись на бок. Подпирает щёку рукой. Забавный. Слышишь, нам повезло.

Он протягивает руку, чертя линию вдоль предплечья. Прямую. Мягкую. Я должен быть мягким — с ним. И жёстким — для него. Иначе зачем всё.

— Как всегда, ничего такого, — отвечаю я. Тихо. Мягко. Вздумай я писать мемуары, остановился бы на этом слове. Мягко.

Но это не книга. Жаль. Я бы выдрал листы и забрасывал комки в корзину, по одному. Всему своё место.

— Ты всегда так говоришь. И это неправда. Знаешь, почему? Ты хмуришься, — он проводит по складке между бровей, — точно также ты хмуришься, когда думаешь. То, что занимает твои мысли так долго, не может быть неинтересным.

Смотрит, улыбаясь: ну, хорош я, хорош?

— Или я думаю о тебе…

— Тогда это точно интересно, — со смехом в голосе говорит он.

— Конечно.

— Я хочу знать. Стой, — кладёт палец мне на губы, — не говори «нет». Пожалуйста. Я хочу знать, что происходит в твоей голове. Каково это — быть тобой. Расскажи мне. Может, я ничего не пойму, но я хочу попытаться. Чёрт, Майкрофт, не отказывай мне.

— Я даже не помню, когда в последний раз говорил тебе «нет». Не манипулируй мной, ты не оставляешь мне выбора. Это — мой палец упирается в висок, — моя голова. И всё, что в ней происходит, должно остаться моим. Это закон. Не возражай, — говорю я твёрдо, видя, что он уже открыл рот.

— Закон? Что ещё за закон? Кто его придумал?

— Я. Этого должно быть достаточно.

— Не подозревал, что в наших отношениях действуют законы, — ничуть не обиженно отзывается он.

— Законы действуют везде. И этот конкретный я устанавливаю прямо сейчас.

— Нет.

Мне послышалось?

— Прости, что?

— Я сказал: нет. Ты не глухой. Я говорю тебе нет, нет, нет! Не будет никаких законов, я не хочу никаких правил, я хочу знать, что происходит в твоей чёртовой голове! — кричит он.

О, да. Он умеет орать. Я должен заткнуться. Заткнись, Майк.

— Или что?